Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби Страница 23

Когда мы попытаемся проследить историю этого древнего общества, то испытаем затруднения из-за нашей неспособности прочесть критское письмо, хотя археологические данные наводят на мысль, что материальная цивилизация, развивавшаяся на Крите, внезапно распространилась через Эгейское море в Арголиду в XVII в. до н. э. и из этой точки постепенно разнеслась в другие части континентальной Греции на протяжении следующих двух столетий. Существуют также доказательства существования критской цивилизации вплоть до времен неолита. Мы можем назвать это общество минойским.

Но есть ли у нас основания трактовать минойское и эллинское общества в качестве родственных друг другу точно так же, как эллинское и западное или другие сыновне-отеческие общества, идентифицированные нами? В этих последних случаях социальной связью между двумя обществами служила вселенская церковь, созданная внутренним пролетариатом старого общества и впоследствии послужившая куколкой, внутри которой новое общество обретало форму. Но в главном выражении пан-эллинизма, а именно в олимпийском пантеоне, нет ничего минойского. Этот пантеон принял свою классическую форму в гомеровском эпосе, и здесь мы видим, что боги были созданы по образу варваров, которые обрушились на минойский мир во время уничтожившего его Völkerwanderung. Зевс — ахейский военачальник, правящий на Олимпе как узурпатор, занявший место своего предшественника Кроноса с помощью силы и разделивший добычу-вселенную, отдав воду и землю своим братьям Посейдону и Аиду и сохранив за собой небо. Это до конца ахейский и постминойский пантеон. Мы не можем даже увидеть отражения минойской религии в свергнутых божествах, ибо Кронос и Титаны принадлежат к тому же миропорядку, что и Зевс с его военной дружиной. Мы должны вспомнить о религии, от которой отказалось большинство тевтонских варваров еще до того, как началось их вторжение в Римскую империю. О религии, сохраненной и усовершенствованной их родственниками в Скандинавии, чтобы, в свою очередь, быть отвергнутой и ими в ходе собственного Völkerwanderung (набегов «норманнов») пять или шесть столетий спустя. Если нечто вроде универсальной церкви и существовало в минойском обществе в то время, когда варварская лавина обрушилась на него, то оно настолько же должно было бы отличаться от культа богов-олимпийцев, насколько христианство отличалось от культа Одина и Тора.

Существовало ли нечто подобное? По мнению величайшего авторитета в этом вопросе, есть смутные указания на то, что существовало:

«В той мере, в какой было возможно прочесть свидетельства о древнем критском культе, мы можем различить в нем не только преобладающую духовную сущность, но и нечто такое, что роднит его последователей с верой, распространявшейся в течение последних двух тысячелетий среди приверженцев таких восточных религий, как иранская, христианская и исламская. Он предполагает [существование] догматического духа верующего, весьма далекого от эллинской точки зрения… Сравнивая его в самых общих чертах с религией древних греков, можно сказать, что по сути он более духовен. С другой стороны, в нем больше личного отношения. На “кольце Нестора” ^[90], где символы воскресения представлены в виде куколки и бабочки над головой богини, она [богиня] явно обладает властью давать жизнь после смерти верующим в нее. Она весьма близка к своим почитателям… Она защищала своих детей даже после смерти… В греческой религии были свои мистерии, но греческие боги обоих полов (более или менее наравне) ни в коем случае не находились в столь же тесных личных отношениях, как указывают свидетельства минойского культа. Их разобщение, отмеченное семейными и клановыми междоусобицами, столь же бросается в глаза, как и множественность их форм и атрибутов. В противоположность этому, в минойском мире та, что, судя по всему, является верховной богиней, постоянно появляется вновь… Общий вывод заключается в том, что перед нами в значительной степени монотеистический культ, в котором женская форма божества занимает высшее положение».

Существуют также некоторые данные об этом предмете в эллинской традиции. Греки сохранили легенду о «Зевсе» на Крите, который в действительности не может быть тем же божеством, что и Зевс Олимпа. Этот критский Зевс — не предводитель вооруженного отряда, выходящий на сцену вполне зрелым и в полном вооружении, чтобы завоевать царство силой. Он появляется как новорожденный младенец. Возможно, он идентичен с тем ребенком, который в минойском искусстве в качестве предмета поклонения представлен Божественной Матерью. Но он не только рождается — он умирает! Не были ли его рождение и смерть воспроизведены в рождении и смерти Диониса ^[91], фракийского божества, с которым стали идентифицировать бога Элевсинских мистерий? ^[92] Не были ли мистерии в классической Греции, подобно колдовству в современной Европе, пережитком религии исчезнувшего общества?

Если бы христианский мир стал жертвой викингов, подпав под их господство и потерпев неудачу в обращении их в свою веру, мы могли бы вообразить мессу, служившуюся тайно на протяжении веков в подполье нового общества, где преобладающей религией являлся бы культ асов ^[93]. Мы могли бы вообразить, как это новое общество, достигнув своей зрелости, потерпело бы неудачу, ища удовлетворения в религии скандинавских варваров, и занималось поиском пищи духовной на почве, оставленной новым обществом «под пар». В условиях подобного духовного голода пережиток прежнего общества, вместо того чтобы быть уничтоженным, как западное общество уничтожало колдовство, когда оно привлекло внимание церкви, мог бы быть открыт заново, как спрятанное сокровище, и некоторые религиозные гении могли бы удовлетворить потребности своей эпохи при помощи экзотической комбинации существовавшего подспудно христианского обряда и новейших варварских оргий, унаследованных от финнов или венгров.