Тайны русской дипломатии - Борис Сопельняк Страница 23

На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям. От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес.

Я не верю, что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин. Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньшего уважения, чем к военной слабости. По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе действовать с позиций малого перевеса, который вводит во искушение заняться пробой сил».

В этой пространной речи, которая на русском языке впервые была опубликована более чем полвека спустя, да и то в журнале, который читают лишь историки-профессионалы, немало уверений в любви к «доблестному русскому народу». Есть там и теплые слова, обращенные к «товарищу военного времени маршалу Сталину». Но вывод из всего этого следует один: только тесный союз Великобритании и США может устранить опасности войны и тирании.

Ответ Сталина не заставил себя долго ждать. Уже 14 марта в «Правде» было опубликовано интервью с вождем народов, в котором он снял всю словесную шелуху с речи Черчилля и назвал вещи своими именами. Во-первых, было объявлено, что Черчилль стоит на позиции поджигателей войны. Во-вторых, он, как и Гитлер, начинает дело развязывания войны с провозглашения расовой теории, утверждая, что только «нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальными нациями мира». И в-третьих, «установка Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР».

Но Сталин не был бы Сталиным, если бы только констатировал факт установки Черчилля на войну. «Я не знаю, удастся ли г-ну Черчиллю и его друзьям организовать после Второй мировой войны новый поход против “Восточной Европы”, — сказал он в заключение. — Но если им это удастся, что маловероятно, ибо миллионы “простых людей” стоят на страже мира, то можно с уверенностью сказать, что они будут биты так же, как были биты в прошлом, 26 лет тому назад».

Что последовало за этими речами, интервью и заявлениями, хорошо известно: гонка ядерных вооружений, гигантский рост военных бюджетов, взаимное неприятие каких-либо мирных инициатив, поддержка любых режимов, которые наносили мало-мальски ощутимый ущерб противоположной стороне, и т.д. и т.п. Бывали моменты, когда и США, и СССР переходили ту едва ощутимую грань, которая отделяла мир от войны, — так было в Корее, Вьетнаме, Египте, — когда военные действия в этих странах чудом не переросли в третью мировую войну, которая без всяких преувеличений привела бы к уничтожению жизни на планете Земля.

Локальные войны начинались и прекращались, но самая главная, холодная война, основными бойцами которой стали дипломаты, не прекращалась ни на минуту. В этой войне, как и во всякой другой, были свои победы и поражения, свои предатели и герои. О предателях мы еще поговорим, но сегодня речь о героях, о мало кому известных героях холодной войны, которые не понаслышке знают, что такое ковровые бомбардировки и танковые атаки, не говоря уже о тюрьмах и застенках, пытках и имитациях расстрелов.

Первыми всю мощь американского оружия испытали на себе советские дипломаты, работавшие в Корее. Как известно, война между Северной и Южной Кореей началась в июне 1950 года. Вначале успех сопутствовал северянам: без особого труда они взяли Сеул и чуть было не сбросили в океан остатки армии Ли Сын Мана. Тут-то и вмешались в дело американцы. Организовав утечку информации о том, что в случае вмешательства в конфликт Советского Союза по военным базам в Сибири будут нанесены ядерные удары, они добились заверений Москвы о нейтралитете. И только после этого американцы начали перебрасывать свои войска в Корею, причем под флагом ООН. Уже в сентябре они высадили крупный десант в тылу северокорейских войск и вынудили их отступить. Американцы вошли в Сеул, а затем и в Пхеньян.

Наше посольство эвакуировали в город Сыныйджу. Не успели распаковать вещи, как поступил новый приказ: отправляться в никому неведомый поселок Супхун. То ли хорошо работала разведка, то ли у посла Штыкова был прямой контакт с Господом Богом, но если бы не этот приказ, от всех сотрудников посольства остались бы одни обугленные головешки. Дело в том, что, как только от Сыныйджу отошла последняя машина, над городом появились американские бомбардировщики. На этот раз они действовали по новому, более прогрессивному сценарию: сперва город по окружности облили морем горящего напалма — это чтобы никто не сбежал, а потом начали сносить квартал за кварталом сверхмощными фугасами.

Но в ноябре американцы получили нокаутирующий удар! Его нанесли китайские добровольцы, которые перешли в контрнаступление — и от первоклассно оснащенной 8-й американской армии остались одни воспоминания. А Пхеньян снова стал северокорейским. Немалый вклад в эту победу внесли советские летчики, которые в воздушных боях уничтожили 1300 американских самолетов.

Что касается наших дипломатов, то они продолжали жить и работать в Супхуне, который чуть ли не ежедневно подвергался ожесточенным бомбардировкам. Бывало, что люди не успевали добежать до щелей и укрытий. Однажды две бочки с напалмом попали в крошечный домик, где работали машинистки: спасти удалось лишь несколько обгоревших листочков.

В июле 1951-го начались переговоры о перемирии, но яростные бомбежки продолжались. Самый массированный, причем целенаправленный налет на посольство состоялся в ночь на 29 октября 1952 года. В течение нескольких часов на крошечную территорию было сброшено четыреста двухсоткилограммовых бомб, иначе говоря, расчет делался на уничтожение всего живого. Жертвы, конечно же, были, и жертвы немалые, но оставшиеся в живых продолжали делать свое дело.

Три года продолжалась эта мука. Война закончилась практически ничем: как были две Кореи, так они и остались, как проходила граница по 38-й параллели, так она там и проходит. Но не случилось главного — война не переросла в третью мировую. Заплачено за это немалой кровью, и не только советских летчиков и военных советников, но и дипломатов.

А тем временем в тысячах километров от Пхеньяна шла другая война, более тихая, но не менее коварная — это та война, на которой стреляют из-за угла, бросают в окна гранаты и взрывают автомобили. Все «прелести» такой войны в полной мере испытали на себе советские дипломаты, которым выпало в начале 1950-х работать в Тель-Авиве.

Это случилось 9 февраля 1953 года. В тот грозовой вечер в посольстве проходило профсоюзное собрание. Стены здания сотрясались от раскатов грома. Но вот грянул такой удар, что вылетели все стекла!

— Молния! Это шаровая молния! — крикнул кто-то. — Ложись, а то всех спалит!

— Какая там молния! — раздалось со двора. — Тяжело ранена жена завхоза. Весь бок распорот железными осколками.