Три карты усатой княгини - Владислав Петров Страница 23

Во всех мемуарах эта женщина предстает ветхой старухой. Причина этого проста. Воспоминания пишут обычно на склоне жизни и по понятным причинам все больше описывают в них людей уже умерших, а княгиня Наталья Петровна Голицына прожила 99 лет без трех недель и пережила всех своих сверстников, почти всех сверстников своих детей и многих сверстников своих внуков. К тому времени, когда она почила, не осталось никого, кто помнил ее молодой. Никого, кроме, возможно, одного человека, которого мы еще не раз вспомним ниже. Но этот человек всю известную нам часть своей жизни только и занимался тем, что запутывал следы и вводил в заблуждение окружающих. Весьма трудно представить его пишущим правдивые мемуары.

Родилась Наталья Петровна еще при императрице Анне Иоанновне в 1739 году и закончила свой земной путь в 1837 году в правление Николая I. Ее отец граф Петр Чернышев был дипломатом и сенатором, а дед Григорий — денщиком Петра I. Ходили слухи, что царский денщик только числился отцом и на самом деле Петр Чернышев был сыном императора. Будто бы царь выдал за верного Григория свою беременную любовницу, семнадцатилетнюю красавицу Евдокию Ржевскую. Насколько тверда была под этими слухами почва, сказать трудно, но факт остается фактом: бесприданница Евдокия получила от царя изрядное приданое, которое положило начало громадному состоянию Чернышевых. К рождению Натальи Петровны они владели многочисленными поместьями и многими тысячами крестьянских душ, пожалованными как самим Петром I, так и при следующих правлениях.

Если принять всерьез версию о том, что денщик служил прикрытием, то, значит, графиня Чернышева, ставшая после замужества княгиней Голицыной, была императорской внучкой. Надо заметить, что в какой-то момент, когда глубокая старость была не за горами, она и в самом деле приобрела некоторое сходство с поздними портретами Петра. По материнской линии Наталья Петровна приходилась внучкой начальнику тайной розыскной канцелярии при императрице Анне Иоанновне графу Андрею Ушакову, который прославился своей жестокостью. Считается, что от него она унаследовала полную неспособность к сантиментам любого рода.

Наталья Петровна пережила семерых российских самодержцев и при дворах пяти императоров была фрейлиной и статс-дамой. Под конец жизни княгиня превратилась в своеобразный символ незыблемости власти. Члены императорской семьи в обязательном порядке приезжали поздравить ее с очередными именинами, ее посещали по прибытии в российскую столицу иностранные послы, вновь назначенные государственные чиновники считали хорошим тоном засвидетельствовать ей свое почтение, а молодые военные после получения офицерского звания ездили представляться княгине, как к высокому начальству.

18 января 1821 года занимавший место почт-директора в Санкт-Петербурге Константин Булгаков писал своему брату Александру в Москву: «Вчера было рождение старухи Голицыной. Я ездил поутру ее поздравить и нашел там весь город. Приезжала также Императрица Елизавета Алексеевна. Вечером опять весь город был, хотя никого не звали.

^{Княгиня Наталья Петровна Голицына}

Ей вчера, кажется, стукнуло 79 лет, а полюбовался я на ее аппетит и бодрость». По воспоминаниям графа Феофила Толстого, композитора, писателя, певца и — под псевдонимом Ростислав — музыкального критика, «княгиня принимала всех, за исключением Государя Императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресла стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько более или менее приветливых слов. И все посетители оставались, по-видимому, весьма довольны».

Доступ в дом княгини означал причастность к самому высшему кругу русского дворянства.

Переоценивать влияние Натальи Петровны на великосветскую жизнь, конечно, не стоит, но очевидно, что к ее мнению прислушивались. При том, что нрава она была крутого и суждения ее часто отличались резкостью, в правило вошло привозить ей на показ девиц перед их первым выходом в свет. Одобрение Голицыной значило тут очень многое, если не все. Впрочем, не только девицы трепетали перед суровой княгиней. Утверждается, что муж ее, храбрейший воин князь Владимир Голицын, бригадир, командовавший пятью ротами Нарвского полка и вошедший в русскую историю тем, что пленил бунтовщика Пугачева, был под каблуком у жены и боялся ее, как огня, и именно эта незавидная роль свела его в могилу раньше времени. А ее сын, Дмитрий Владимирович, московский генерал-губернатор, которого она не в обычаях своего времени при посторонних запросто называла Митенькой, не смел сидеть в присутствии грозной матери.