Империя Александра Великого - Артур Джилман Страница 23

Библиотека и музей воистину оказались обителью муз, и там сформировалась группа блестящих студентов, изучающих науку и литературу. Библиотекарями были: Зенодот, филолог и критик; Каллимах, о поэмах которого мы еще поговорим; Эратосфен, астроном, заложивший основы процесса, с помощью которого сегодня определяется размер Земли. Еще эту должность занимали: Аполлоний Родосский, ученик и враг Каллимаха; Аристофан Византийский, основатель школы филологической критики; и Аристарх Самофракийский, имевший репутацию величайшего критика древних времен. Изучение текстов Гомера было главной работой Зенодота, Аристофана и Аристарха, и именно Аристарх в основном закрепил форму, в которой «Илиада» и «Одиссея» остались до сегодняшнего дня.

В это время напряженной умственной деятельности Эратосфен посвятил себя, среди прочего, хронологии, желая поставить ее на научную основу. Он сделал попытку определить Троянскую эру, посчитав, что это 1183 или 1184 г. (даты осады Трои 1194–1184 гг. до н. э. — Ред.). Дата сейчас считается предположительной и только приблизительной, но признается, как имеющая право на существование. Страбон противопоставил этого великого человека Каллимаху, которого считал единственным сравнимым с Эратосфеном по разносторонности. Он отметил, что Эратосфен был не только поэтом и филологом, как и Каллимах, но также достиг высочайшего мастерства в философии и математике. Его репутация основана в основном на открытиях, поскольку его литературные труды до нас не дошли, за исключением нескольких фрагментов. Такие люди под покровительством Птолемея сохранили для нас лучшие образцы греческой литературы, которые пощадило время. Их неустанное стремление к знаниям, необычайные таланты и безграничное честолюбие сделали Александрию очагом литературной деятельности.

Обширные собрания библиотеки и музея определили весь характер литературы Александрии. Одно слово обобщает все: эрудиция, в философии ли, критике, науке или поэзии. Удивительно, но великие люди, о которых идет речь, отрицали не только риторику, для которой не было возможностей, но даже, в определенной степени, историю. Последнее, вероятно, объясняется тем, что история до Александра не имела привлекательности для эллинизма. С другой стороны, мифические практики, странные традиции и любопытные слова были предметами для исследования, дорогими их сердцам. В науке эти ученые вершили великие дела, то же самое можно сказать о географии. А о систематическом переводе с иностранных языков священных книг уже упоминалось ранее.

Но неужели они ни в чем не были самобытными? И не добавили ничего своего к превосходному собранию произведений греческой литературы?

В следующем поколении появилось искусство критики, которую Аристарх развил в настоящую науку. Но даже в этом поколении мы можем говорить о трех оригинальных или почти оригинальных событиях в литературе: пасторальной идиллии — она представлена у Феокрита, элегии — она представлена у римских подражателей Филета и Каллимаха — и романтической, или любовной, повести, прародительнице наших современных романов. Все это имело ранние прототипы в песнях Сицилии, любовных песнях Мимнерма и Антимаха, в сказаниях Милета, но их возрождение по праву может считаться оригинальным открытием.

Из всего сказанного пасторальная идиллия является самым выдающимся явлением. Едва появившись, она навсегда завладела миром. И для педантов в уединенных монастырях, и для богачей, живущих на жарких улицах Александрии в окружении песчаных пустынь, ничто не могло быть привлекательнее, чем свежесть прохладных нагорий, тень у заросшего папоротником колодца, шелест листвы и музыка падающей воды, блеяние овец, мычание коров…