Солоневич - Константин Сапожников Страница 23

За неделю до перекопских боёв Борис был командирован в Константинополь. Узнав о прорыве красными крымского фронта и об эвакуации врангелевцев, Солоневич решил вернуться в Россию, «чувствуя себя неразрывно связанным со своей страной» (из показаний в ГПУ 1926 года). Борис прибыл в Ялту на борту «попутного» американского миноносца как раз тогда, когда на транспорты грузились последние отряды белых и их семьи. На более позднем допросе в ГПУ (в марте 1932 года) Борис, объясняя причины возвращения в Крым, дал несколько иную интерпретацию своего поступка: «остался в России потому, что мало разбирался в политике и желал приносить посильную пользу в новой стройке».

После установления советской власти в Крыму Всеобуч объявил о «добровольной мобилизации спортсменов», и Борис в числе первых предложил свои услуги. Его назначили заведующим 1-м Севастопольским рабочим спортклубом. В тот же период, несмотря на «неразумность» данного шага, Борис тайно возглавил скаутскую дружину.

В 1921 году Борис ненадолго стал председателем Крымского олимпийского движения. В октябре этого же года, «спасаясь от преследований Чека» (формулировка для РОВСа), переехал в Одессу и продолжил работу во Всеобуче. В 1922 году Борис организовал Одесский легкоатлетический клуб и устроился в местный филиал АРА. К этому времени относились последние попытки Бориса отстоять скаутские отряды. (Версия для РОВСа: арестован Одесской губчека по обвинению в «организации боевых скаутских банд, подготовке восстаний на Дону и Кубани». Приговорён к двум годам за бандитизм. Находился несколько месяцев в Одесском ДОПРе. Освобождён досрочно.)

Некоторые обстоятельства этого ареста Борис описал в книге «ГПУ и молодёжь». По его словам, Иван и Тамара терялись в догадках: за что? Только ли за подпольную скаутскую работу? Первое «зашифрованное» известие от Боба поступило в книге, которую передал Ивану один из выпущенных сокамерников. Боб просил о помощи. Помочь могли американцы из АРА, и Иван поспешил к ним. Те предприняли попытку вызволить Бориса, но без успеха. Председатель губернской ЧК Семен Дукельский ^[34] принял американцев и заявил им, что Борис является «важным государственным преступником», «советским подданным» и что органы власти не обязаны отчитываться перед иностранцами о своих действиях. Дукельский говорил с американцами подчёркнуто грубо, и они сделали вывод, что положение их сотрудника безнадёжно. Отказ Дукельского мог означать самое страшное: включение арестованного в очередную разнарядку по «разгрузке» города от контрреволюционных элементов.

Из тюрьмы Бориса выручила его сослуживица из АРА — Тамара Войская. Она симпатизировала бойкому спортивному парню и, узнав об аресте, постаралась спасти его. В книге «ГПУ и молодёжь» есть изложение рассказа Ивана о действиях Войской по вызволению Бориса:

«Она всё время живо интересовалась твоей судьбой. Всё ахала и придумывала способы спасти тебя. Молодец! Бой-баба! Тут судьба на твоё счастье принесла в Одессу какого-то важного чекиста из Москвы. На курорт приехал — вероятно, отдыхать после московских расстрелов. И как раз этот чекист оказался старым знакомым семьи Тамары. Тут она в него и вцепилась мёртвой хваткой. А тому, понимаешь, тоже лестно оказать свою протекцию, показать свой вес, свою власть и значение. Словом, пошёл он в ЧК к Дукельскому, председателю. Уж не знаю, долго ли и как они там договаривались… Кажется, Дукельский так и сказал этому московскому чекисту: „Ну, знаете, только для вас“… Чёрт тебя знает, Bobby. Видно, крепко у тебя душа к телу пришита»…

После Одессы в 1923 году Борис оказался на спортивной работе в Севастополе: он был назначен инспектором физической подготовки штаба РКК Черноморского флота. Он часто ездил в командировки в Москву. Там осенью 1925 года встретился со стройной девушкой с серыми глазами и длинными косами — Ириной Пеллингер, которую знал по прежним скаутским делам. Ирина, дочь царского генерала, училась в университете, работала инструктором физической культуры в «Серебряном бору», куда зачастил Борис: «По её особой рекомендации в этот дом отдыха можно было приезжать по воскресеньям, получать скромный обед и провести весь день на берегу Москвы-реки, в могучем сосновом лесу. И возвращаясь из своих частых плаваний по морям, я с особенной радостью уезжал из душной Москвы за город — отдохнуть, к Ире».

Их влечение было взаимным. И всё-таки Борис колебался: имеет ли он моральное право как руководитель подпольной организации скаутов заводить семью, заведомо зная, что впереди его ждут нелёгкие испытания, повседневная борьба с режимом без реальных шансов на победу. Однажды он прямо высказал Ирине свои сомнения. Её ответ не заставил себя ждать: «Она медленно положила свою руку на мою и тихо ответила, прямо глядя на меня своими серыми глазами: — Где ты, Кай, там и я, Кайя».

В 1926 году Борис Солоневич пошёл на повышение: был переведён в Москву на должность инспектора физподготовки ВМФ. Он стал заметной фигурой в спортивном мире столицы: председателем тяжелоатлетической секции ВСФК, главным судьёй и председателем арбитражной комиссии первенства СССР по тяжёлой атлетике. Трижды выигрывал чемпионат московского «Динамо» по борьбе и гирям; представляя «Динамо», был вторым по боксу в тяжёлом весе по Москве и в первенстве Закавказья. В Московском университете Борис, сдав экстерном необходимые экзамены, получил диплом врача по оздоровительной физкультуре. С этого момента Солоневичи стали его звать, при соответствующих оказиях, «доктор Боб».

И вот, когда казалось, что жизнь наладилась, — 2 июня 1926 года — арест! По постановлению Коллегии от 26 сентября Борис Солоневич был приговорён к пяти годам концлагеря «за участие в организации, оказывающей помощь международной буржуазии, за руководство подпольными скаутскими отрядами». (Справка Бориса для РОВСа: «Было арестовано более тысячи девушек и юношей. Не менее двухсот из них было направлено в ссылку. Вместе со мною на Соловках оказалось 15 юношей и 2 девушки. Для мировой печати это дело прошло незамеченным».)

Находясь в следственной тюрьме, Борис узнал о рождении сына. Увидел он его только на вокзале, во время погрузки этапа. Иван и Ирина с малышом, закутанным в одеяло, пришли проводить его. Проводить издалека, потому что охрана не позволяла приближаться к арестантам. Через шум толпы донеслись до Бориса их голоса: Ирины — «До свидания, Боб, до свидания!», и брата — «Cheer up, Bobby!» ^[35]. Сынишку Борис все-таки смог подержать в руках: один из охранников, не устояв перед просьбами Ирины, принёс малыша в арестантское купе. В честь небесного покровителя скаутов сын был назван Георгием.

Свой срок Борис отбывал в 1926–1928 годах в Соловецком лагере принудительных работ особого назначения (СЛОНе). Первые месяцы провёл на пересыльном пункте острова Попова, затем — на острове Соловки в 1-м отделении «монастыря». Некоторое время работал «на баланах» ^[36], после чего его назначили заведующим спортивной секцией лагеря. По заданию воспитательно-просветительского отдела лагеря подготовил научную работу на тему «Физкультура как метод пенитенциарии». Её опубликовали в «Криминологическом вестнике» Соловецкого общества краеведения. За «честное стремление» к успешной «перековке» по решению Совета «Динамо» Борису была вручена в 1927 году денежная премия.