Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь "холодной войны" - Джеффри Робертс Страница 23

Причиной той положительной оценки, что Сталин дал проекту Идена, стали фронтовые события. 12 мая Красная Армия начала масштабную операцию по освобождению Харькова – второго по величине города Украины. Это было первое из запланированных наступлений, имевших целью к концу года отогнать немцев к западным границам СССР. Но харьковская операция провалилась, поставив под вопрос тот радужный стратегический сценарий, что пытался воплотить в жизнь Сталин. Теперь дружба с военным союзником Британией приобрела дополнительное значение, усилилась важность второго фронта во Франции, который помог бы увести немецкие силы от Восточного фронта.

Ознакомившись с телеграммой Сталина, Молотов тут же пошел на попятный. «Я принимаю директиву инстанции к руководству, – ответил он Сталину 25 мая. – И считаю, что и новый проект договора может иметь положительное значение. Я сразу недооценил этого»19. На следующей встрече с Иденом Молотов – он успел стать искушенным дипломатом – сделал вид, что он сам решил продолжать переговоры, опираясь на новый британский проект, а не на указания Москвы. Такая перемена, мягко говоря, смутила английскую сторону, учитывая ту враждебность, с которой он встретил их предложение накануне.

Советско-английский договор о сотрудничестве, подписанный Молотовым 26 мая 1942 г., представлял собой пакт о взаимопомощи сроком на двадцать лет, направленный против Германии, и обещание «работать совместно в тесном и дружеском сотрудничестве после восстановления мира в целях организации безопасности и экономического процветания в Европе»20.

27 мая нарком уехал в США. Когда его самолет сделал остановку для дозаправки в Исландии, ему пришлось задержаться из-за плохой погоды, и в Вашингтон он прибыл только 29 мая. В аэропорту Молотова встретили Литвинов и госсекретарь Корделл Халл. Все вместе они сразу отправились на прием к Рузвельту.

Во время лондонских переговоров Майский побывал на всех встречах Молотова, Идена и Черчилля. Литвинов же старался держаться подальше от бесед наркома с Рузвельтом и другими американскими политиками. Андрей Громыко, служивший в те годы заместителем Литвинова в американском посольстве, в своих мемуарах вспоминает о ссоре между Молотовым и Литвиновым во время поездки на стоящие неподалеку Аппалачи: «Речь тогда зашла об оценке политики Англии и Франции накануне Второй мировой войны. Молотов высказался об этой позиции резко, заявив, что фактически эти две страны подталкивали Гитлера на развязывание войны против Советского Союза. Иначе говоря, он высказал то мнение, которого придерживались ЦК партии и советское правительство, о чем неоднократно заявляли на весь мир. Литвинов высказал несогласие с такой квалификацией политики Англии и Франции. Этот крутой разговор возвращал собеседников, по существу, к решению об освобождении Литвинова от обязанностей наркома иностранных дел СССР в 1939 году. Я удивлялся тому упорству, с которым Литвинов пытался выгородить позицию Англии и Франции, отказывавшихся дать совместно с Советским Союзом отпор Гитлеру еще до того, как тот предпринял роковой прыжок – напал на Советский Союз»21. Официальных свидетельств о той автомобильной прогулке не сохранилось, но представить подобный спор нетрудно. Правда, с трудом верится, что Литвинов стал бы защищать внешнюю политику англичан и французов так, как об этом пишет Громыко.

Во время второй встречи с Рузвельтом тот сообщил Молотову: «Для того чтобы воспрепятствовать возникновению войны в течение ближайших 25–30 лет, необходимо создать международную полицейскую силу из 3–4держав… Четыре полицейских [США, Британия, СССР и Китай]… должны будут силой поддерживать мир»22. Сталин с готовностью откликнулся на такое предложение Рузвельта. Впрочем, в основном Молотов обсуждал с американским президентом вопрос второго фронта. Нарком обычно мало интересовался военными подробностями, но сейчас он представил американцам очень ясное и тонкое описание стратегической ситуации на советско-германском фронте и даже указал, куда скорее всего направит Гитлер свое следующее наступление – к Баку и кавказским нефтяным месторождениям. Говоря о важности второго фронта, Молотов подчеркнул: М. может и не выстоять, не исключены новые поражения Красной Армии. Главный его аргумент в пользу немедленного открытия второго фронта был таков: пусть подобная операция сложна и опасна в 1942 г., но в 1943 г. она станет еще сложнее и опаснее, ведь Гитлер может стать сильнее. Пора действовать, убеждал Молотов, ведь именно сейчас открытие второго фронта принесет наибольшую выгоду23.

Американцы очень положительно отреагировали на призывы Молотова. Особенно активно ратовал за второй фронт Рузвельт. Но Штаты не могли немедленно и с полной отдачей заняться вторым фронтом в 1942 г. Они были обязаны сначала посоветоваться с Британией и решить задачи материального снабжения, которые ставит подобная операция, самое главное – собрать достаточное количество десантных судов. Услышав такой ответ, Молотов 31 мая телеграфировал Сталину: «Мою миссию в Вашингтон можно считать законченной». На следующий день нарком еще раз встретился с Рузвельтом, но ни к каким новым соглашениям они не пришли. Самолет был еще не готов, и поэтому Молотов решил доехать на поезде до Нью-Йорка, чтобы осмотреть достопримечательности и пообщаться с советскими представителями, находящимися в этом городе. Он вернулся вечером 2 июня и вскоре получил телеграмму от Сталина с директивами о том, что в совместном коммюнике о визите Молотова в Соединенные Штаты надо заявить о «полной договоренности» по поводу открытия второго фронта в Европе. Здесь же Сталин упрекнул своего наркома иностранных дел за то, что он шлет ему недостаточно полные отчеты: «Из бесед с Рузвельтом и Черчиллем ты сообщаешь нам то, что сам считаешь важным, пропуская все остальное. Между тем инстанция хотела бы знать все, и то, что ты считаешь важным, и то, что, по-твоему, не важно». Естественно, Молотов отвечал, что в будущем он будет предоставлять всю информацию и будет добиваться необходимой поправки к проекту коммюнике24.

В результате американской командировки на Молотова обрушилось немало почестей. В том числе в июне 1942 г. читатели «Пи-Эм», левой ежедневной газеты, выходившей в Нью-Йорке, выбрали Молотова в «Общество борцов с бюрократией». Как говорилось, этой чести нарком удостоился за свои труды, «поскольку прошел через кордоны дипломатической подозрительности и бюрократии и добился ясных соглашений с США и Великобританией о совместных действиях против нацистов»25.

5 июня Молотов улетел из Вашингтона в Лондон, где в первую очередь должен был убедить англичан присоединиться к совместному коммюнике и вместе с советскими и американскими союзниками заявить, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г.». Британцы согласились, и 12 июня, через день после отъезда Молотова на родину, были одновременно опубликованы два коммюнике26.

Во втором раунде переговоров с Молотовым Черчилль четко дал понять, что Британия планирует осуществить в Европе небольшую высадку войск – шесть–десять дивизий, – да и этого он обещать не может. 10 июня Молотов отправил Сталину свое заключение: «Английское правительство обязательства по созданию второго фронта в этом году не берет, а заявляет, и то с оговорками, что оно готовит пробную десантную операцию»27.