Сквозь ад за Гитлера - Генрих Метельман Страница 23

Сев за руль, я завел грузовик, выехал из этого окаянного места и, отъехав сотню метров, остановился за холмом. Необходимо было успокоиться. Взяв ведро, я не спеша вернулся к полевому лазарету, набрал во дворе воды из колодца. Хирурга не было видно, да и вообще никому не было до меня дела. Вернувшись к машине, я объехал территорию лазарета, обнаружил еще одни полуразвалившиеся ворота, едва заметные среди кустов, с великим трудом распахнул, после чего уложил рядом друг с другом на траву всех по очереди раненых. Тем временем скончался еще один. Теперь уже двое мертвецов лежали бок о бок с еще остававшимися в живых. Дав раненым воды, я собрался уезжать, они поняли это и стали умолять не бросать их здесь. Описать не могу, что я почувствовал, и тут же отправился к лазарету. Там я обратился к одному из санитаров, менее агрессивному из остальных, как мне представлялось, и самым невинным тоном сообщил ему, что, дескать, на траве у забора лежат без присмотра раненые, среди них двое умерших. Затем я запустил двигатель, осторожно объехал двор и, оказавшись вне пределов видимости из лазарета, поддал газу и помчался обратно.

Руки и форма были перепачканы кровью, я чувствовал себя словно выжатый лимон.

Опасаясь, что хирург вышлет за мной погоню, я продолжал мчаться до самого холма, пока полностью не исчез из виду. Доехав до живописной зеленой лужайки, я заглушил мотор, выскочил из кабины и ничком упал в траву. Я долго лежал, спиной ощущая, как пригревает солнце, ни о чем не думая. Очнувшись, я вдохнул запах свежей травы и влажной земли и постепенно стал обретать спокойствие, внутреннюю цельность, то есть снова превращаться в человеческое существо. Поблизости протекал ручей, не глубже полуметра, вода в нем была хрустально-чистой и умиротворяюще журчала, сбегая по камням. Место это показалось мне райскими кущами, оазисом блаженства и умиротворенности посреди взбёсившегося мира. Скинув сапоги, стащил с себя брюки и погрузился в воду смыть приставшую ко мне грязь и кровь. В воде беззаботно носились рыбешки, я попытался поймать одну из них, но безуспешно. Вода оказалась ледяной, в первое мгновение у меня даже перехватило дыхание, но я ощущал это как своего рода акт омовения, очищения от скверны ужаса, выпавшего на мою. долю за эти несколько часов. Выйдя из воды, я прошелся босиком по траве вдоль ручья несколько метров, потом вернулся. Быстро обсохнув в лучах южного солнца, я почувствовал себя совершенно по-другому — вода придала мне сил. Я улегся на траву и стал кататься как ребенок. Я был счастлив вновь ощутить себя живым.

Потом до меня дошло, что пора возвращаться, и я пытался найти объяснение своему столь долгому отсутствию. Русский «Як» сделал на бреющем круг надо мной, но тут же улетел куда-то по своим делам. Отчаянно хотелось есть, у меня во рту не было ни куска вот уже несколько часов. Посидев еще пару драгоценных минут у ручья, я направился к машине и уже скоро добрался до «высоты 175». Я был удивлен всеобщим спокойствием — ни стрельбы, ни разрывов, ничего. Чтобы хоть как-то мотивировать свое длительное отсутствие, я направился прямо в автомастерские и доложил унтер-офицеру о том, что, мол, у меня барахлят тормоза. Только после этого я предстал перед гауптманом, посылавшим меня доставить раненых. Я сослался и на тормоза, и на ужасный бедлам в лазарете. Но офицер выглядел настолько усталым, что только махнул рукой. Над полевыми кухнями уже поднимался желанный дымок, и вскоре я уже сидел со своими товарищами, уплетая густой суп и заедая его кусками вкусного хлеба. И что же тут у вас случилось, пока меня не было, поинтересовался я, глядя на колонну русских военнопленных. Мне сообщили, что Манштейн снял с флангов танкистов, и те основательно проутюжили позиции русских. «Иваны», как водится, бились не на жизнь, а на смерть, но это им не помогло. А что с теми двумя русскими, с которыми мы общались возле нашей траншеи, допытывался я. Да, убили их, убили, заверили меня мои товарищи. Дескать, они кричали им, чтобы те сдались, но куда там — палили в ответ, как безумные. Вот танки и проехались прямо по их окопам. Иного пути присмирить их не было. Боже, подумал я, и живо представил себе жуткую картину: наши танки перемешивают с землей все, что ни попадет им под гусеницы. Бедные ребята, интересно, а успели ли они перед смертью полакомиться моим угощением.

Сражение за «высоту 175» было выиграно, сопротивление русских было окончательно сломлено, и путь на Керчь был открыт. Кое-где вспыхивали схватки отдельных немногочисленных групп русских, но мы наступали на город с нескольких направлений, и все упомянутые очаги были быстро подавлены. Наша часть заняла позиции на побережье северо-западнее Керчи, как раз там, где Черное море граничит с Азовским. Оттуда был хорошо виден Таманский полуостров и устье реки Кубань.

Разгромленные остатки частей Красной Армии пытались отойти через пролив на всех плавсредствах: на рыбачьих лодках, судах и даже на самодельных плотах, точь-в-точь как британцы, когда срочно покидали Дюнкерк два года тому назад. Мы подвергли их обстрелу, потопив несколько лодок. Но Манштейн, достигнув стратегической цели, решил вернуть нас в Феодосию, и мы, совершив 100-километровый марш, срочно погрузились в составы для дальнейшей переброски на Украину в Славянск Харьковской области. На время война для нас прервалась, и все мы с волнением гадали, что будет дальше.