Любовные похождения Джакомо Казановы - Джованни Казанова Страница 23

Не было надобности ее разубеждать Она велела сказать привратнику, что ее ни для кого нет, и мы повели разговор. Она задрожала от радости, когда я между прочим обмолвился, что привез с собою мальчика лет пятнадцати ^[61] и хочу отдать его в лучший парижский пансион.

– Я помещу его к Виару, там учатся мои племянники, – сказала она. – Как его зовут? Где он? Я знаю, что это за мальчик. Мне не терпится его увидеть. Почему вы не остановились с ним у меня?

– Я представлю вам его послезавтра, ибо завтра я буду в Версале.

– Он говорит по-французски? Пока я буду улаживать дела с пансионом, он обязательно должен жить у меня.

– Об этом мы поговорим послезавтра.

Зайдя в контору, где все было в полном порядке, я направился в Итальянскую комедию. <…>

Рано утром поехал я в Версаль. Г-н герцог де Шуазель принял меня, как и в прошлый раз: его причесывали, он писал. На сей раз он отложил перо. Холодно поздравив меня, он сказал, что если я смогу добиться займа в сто миллионов флоринов из четырех процентов, то получу дворянство. Я отвечал, что поразмыслю над этим, как только увижу, каково будет вознаграждение за все, что я уже совершил.

– Все говорят, что вы заработали двести тысяч флоринов.

– Все это лишь разговоры, ничего точного. Я имею право на комиссионные.

– Хорошо. Идите объясняйтесь с генеральным контролером.

Г-н де Булонь прервал работу и радушно встретил меня, но когда я сказал, что он должен мне сто тысяч флоринов, только улыбнулся.

– Я знаю, – сказал он, – что вы привезли вексель на сто тысяч экю.

– Ваша правда, но никакого отношения к этим делам он не имеет. Тут и говорить нечего. Я могу сослаться на г-на д’Афри. У меня есть верный проект, как увеличить королевские доходы на двадцать миллионов, и так, чтобы никто не стал жаловаться.

– Осуществите его, и я добьюсь, чтобы король пожаловал вам пенсию в сто тысяч франков и дворянские грамоты, если вы захотите принять французское подданство. <…>

Приехав к г-же д’Юрфе, обнаружил я своего приемного сына в ее объятиях. Она изо всех сил принялась извиняться, что похитила его, и я все обратил в шутку. Я сказал мальчику, что он должен относиться к г-же маркизе как к своей повелительнице и открыть ей сердце. Она заявила, что уложила было его с собой, но впредь ей придется лишить себя этого удовольствия, коли он не даст обещания вести себя примерно. Я восхитился, юнец покраснел и попросил объяснить ему, чем он провинился.

Маркиза сказала, что с нами будет обедать Сен-Жермен, – она знала, что чернокнижник сей забавляет меня. Он пришел, сел за стол – как всегда, не есть, а резонировать. Без зазрения совести рассказывал он самые невероятные вещи, делая вид, что сам в них верит, он утверждал, что сам был свидетелем тому-то и тому-то, или что играл главную роль; но когда он сказал, что обедал с членами Тридентского собора, я прыснул со смеху.

Госпожа д’Юрфе носила на шее большой магнит, оправленный в железо. Она уверяла, что рано или поздно он притянет молнию и так она вознесется к солнцу.

– Несомненно, – отвечал плут, – но я один в мире могу тысячекратно усилить притяжение магнита в сравнении с тем, что могут заурядные физики.

Я холодно возразил, что готов поставить двадцать тысяч экю, что он не сможет удвоить силы даже магнита, что на шее у хозяйки. Маркиза не дозволила ему принять пари, а потом наедине сказала мне, что я бы проиграл, поелику Сен-Жермен – чародей. Я был вынужден согласиться.

Несколько дней спустя мнимый этот чародей отбыл в королевский замок Шамбор, где король предоставил ему жилье и сто тысяч франков, дабы он мог без помех работать над красителями, что могли бы способствовать процветанию всех суконных фабрик Франции. Он покорил государя, оборудовав в Трианоне лабораторию, немало его забавлявшую, – король, к несчастью, скучал везде, кроме охоты. Алхимика представила ему маркиза де Помпадур, дабы приохотить его к химии; после того как Сен-Жермен подарил ей молодильную воду, она верила ему без оглядки. Эта чудодейственная вода, коей надобно было пользоваться строго по его предписанию, молодость вернуть не могла, – сей правдолюбец соглашался, что это невозможно, – но могла уберечь от старости, сохранив пользующегося ею на века in status quo ^[62]. Маркиза уверяла монарха, будто и вправду чувствует, что не стареет.