Райнхард Гейдрих - паладин Гитлера - Иржи Пражак Страница 23

— Смирно! Равнение направо!

Барабанные палочки взлетают вверх и падают:

— Т ррам-тарам-трамтам!

Грохот барабанов разрывает тишину Градчанской площади. Дребезжат оконные стекла, за которыми не видно людей, вздрагивают стеклянные колпаки фонарей. Музыкантская команда подносит к губам свои дудки, и над площадью разносится «Слава Пруссии».

Почетный караул вермахта, СС и полиции держит равнение направо.

«Имперский протектор Чехии и Моравии, рейхсминистр барон фон Нейрат счел необходимым обратиться к фюреру с просьбой продлить ему отпуск для поправки его расшатанного здоровья. Учитывая это обстоятельство, фюрер не мог отклонить просьбу имперского протектора и назначил обергруппенфюрера СС, генерала полиции Райнхарда Гейдриха на время болезни имперского министра фон Нейрата исполняющим обязанности имперского протектора Чехии и Моравии».

Официальное сообщение, переданное рано утром (в рабски точном переводе) протекторатным радио, было в этот день не последним.

Со стороны храма Св. Вита доносится мелодичный бой часов. Отмеряется время. Близится двенадцатый час для человека, чья нога в начищенном до блеска сапоге, как раз в этот момент высунувшись из автомобиля, впервые ступила на пражскую мостовую. Осень. Воскресенье, 28 сентября 1941 года. День св. Вацлава, покровителя чешской земли.

— Ахгунг! — раздается у входа в Град команда начальника караула.

Стройный высокий генерал торопливо шагает вдоль рядов. Левая рука его сжимает шпагу, правая, поднятая для приветствия, простерта к городу.

У Ворот Матиаша играет военный оркестр. На флагштоке Града поднимается штандарт нового хозяина: две молнии на черном поле — эмблема СС.

Во внешнем дворе Града переминаются с ноги на ногу официальные лица.

— Почему же именно полицейский генерал? — перешептываются господа из «правительства» протектората. Они надели в честь торжественной встречи твердые воротнички и парадные костюмы.

— Каков бы ни был этот Нейрат, но, во всяком случае, в нем чувствовалось благородное происхождение, — заметил доктор Крейчи.

— Аристократ, — вспомнил крупный помещик Ян Фоусек, официально признанный глава коллаборационистов ^[52] из «Национального единения», которому Нейрат разрешил сохранить дворянский титул.

— Дипломат старой школы, — сокрушались коллеги-министры, уже привыкшие ладить с Нейратом и готовые даже забыть кровь чешских студентов, обагрившую в ноябре 1939 года его белые перчатки.

— Почему же именно Гейдрих? — размышляли не без нервозности представители рейха со свастикой на рукавах. Они вышли вперед, как и подобает их положению на чешской земле. Они поскрипывают сапогами, теребят пряжки портупей. — Почему же все-таки Гитлер послал сюда именно Гейдриха?

— Хайль! Зиг хайль! — скандируют пражские соплеменники Гейдриха, выстроившись длинными шпалерами вдоль въезда в Град. Они не дождутся от нового протектора ничего, кроме военных орденов и крестов. Да еще, может, иногда им посчастливится увидеть, как он хмурит свой и без того нахмуренный лоб, хотя и трудно с уверенностью сказать, где кончается его лоб и где начинается нос. Тот, кого приветствуют восторженными криками, не гонится за овациями толпы, его стиль — «Ночь и мрак». Без церемоний, без музыки, без парадов. Поэтому и церемония представления будет краткой. Время Гейдриха — словно нацеленный пистолет, тут не должно быть никаких задержек. Статс-секретарь К. Г. Франк едва успевает называть новому шефу должности, чины, имена подчиненных. Гейдрих знает о них все еще до того, как те успевают подобострастно пожать ему пальцы. Знать о каждом человеке больше, чем он может предполагать, — это метод, от которого шеф службы безопасности не откажется и в роли протектора Чехии и Моравии.

— Генерал-лейтенант Шпейх!

— Очень приятно, генерал. («Так это пехотное ничтожество замещает уполномоченного вермахта Фридерици?! Генерал Фридерици, разумеется, сюда не вернется, об этом уже позаботились. Он совал нос в дела СС, которые его не касались. Ты поймешь это или отправишься вслед за ним, заместитель!»)

— Полковник фон Бризен, комендант.

— Благодарю, полковник. («У меня ты из командира пражского гарнизона в генералы не вылезешь. Даю голову на отсечение. И вообще, господа из вермахта, вам не мешает подышать фронтовым воздухом!»)

— Генерал полиции Риге!

— Ну как дела, старый вояка? («Риге, Риге, такой опытный полицейский офицер, но в политическом отношении ты повел себя здесь как младенец!»)

— Оберштурмбаннфюрер Беме!

— Хайль Гитлер, дорогой Беме! («Придется нам с тобой побеседовать, шеф моей пражской „Зихерхайтсдинст“ и начальник полиции безопасности. Как ты думаешь, зачем я послал тебя сюда? Только для того, чтобы ты ариизировал еврейские виллы? Я всех вас созову, дорогие господа, всех, кто тут стоит. Придется напомнить вам, что фюрер устроил протекторат не для того, чтобы вы могли тут отлынивать от фронта».)

В конце первой шеренги Гейдрих неожиданно остановился и решительно направился к парадному входу в Град. Тех, кто стоял во второй шеренге, он не удостоил даже взглядом. «Чешское правительство? А что им, собственно, здесь надо? Кому это пришло в голову ставить их на одну доску с немцами из рейха? Нет, с этими пережитками дипломатических церемоний, которые терпел Нейрат, пора кончать. Чешские министры могут появляться только тогда, когда я их позову, я им покажу, как греть руки и у камелька в Берлине, и у камина на Даунинг-стрит. Я отобью у этих господ охоту сидеть сразу на двух стульях!»

«Согласно распоряжению исполняющего обязанности имперского протектора обергруппенфюрера СС Гейдриха председатель совета министров автономного правительства протектората инженер Элиаш арестован по обвинению в государственной измене и предан народному суду Германской империи. Исполняющий обязанности имперского протектора одновременно отстранил арестованного от занимаемой им должности».

Но и это официальное сообщение, переданное протекторатным радио после обеда, не было в этот день последним.

Время Гейдриха — время взведенных курков.

— Обергруппенфюрер, ваш приказ выполнен! — рапортует один из адъютантов, прихваченных шефом с собой.

Гейдрих берет две фонограммы, присланные ему несколько минут назад из Праги и Брно. Гейдриху кажется, что он у себя дома. И так было повсюду: и в Амстердаме, и в Осло, и на Вильгельмштрассе в Берлине, и вот теперь в этом кабинете, в южном крыле Пражского Града.

— Вилли!

— Да, господин обергруппенфюрер! — вскакивает и становится навытяжку адъютант-шифровальщик, молодой эсэсовский лейтенант.

Новый протектор прохаживается по великолепному паркету зала. Он диктует спешное сообщение.