Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Михаил Мягков Страница 23

В общем контексте проблемы американских оценок участия СССР в послевоенном устройстве Европы, разработки проектов, касающихся распределения сфер влияния на континенте, необходимо выделить, прежде всего, динамику отношения руководства США к признанию советских границ 1941 г., включающих прибалтийские республики, Западную Украину и Западную Белоруссию, Бессарабию с Северной Буковиной и новую границу с Финляндией. Большое значение для исследователей имеют в этой связи особенности английского влияния на позицию Вашингтона, касающуюся территориальных изменений в восточной части Европы.

Как уже было отмечено, Черчилль довольно благосклонно отзывался о выдвижении советской границы на запад в 1939 г. Более того, во время встречи с послом И. Майским 6 октября 1939 г. Черчилль откровенно сказал, что «исходит из того положения…что основные интересы Англии и СССР в наши дни нигде не сталкиваются». Далее Майский подчеркивал: «Черчилль прекрасно понимает, что СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и он очень рад, что балтийские страны включаются в нашу, а не в германскую государственную систему. Это исторически нормально и вместе с тем сокращает возможный “лебенсраум” для Гитлера. Здесь опять-таки интересы Англии и СССР не сталкиваются, а скорее совпадают»¹³¹.

Тем не менее, летом-осенью 1941 г. англичане, равно как и американцы, считали весьма вероятным поражение Красной армии в борьбе с вермахтом. Даже после краха германского «блицкрига» британский кабинет сомневался в эффективности процесса восстановления боевой мощи СССР. И давать Москве какие-либо обещания относительно ее территорий, не зная, где окажутся советские войска в конце войны, было, по мнению Лондона, преждевременно. Так, в декабре 1941 г. министр иностранных дел Великобритании А. Иден отказался на переговорах со Сталиным подписывать секретный протокол к советско-английскому договору, содержащий пункты о восстановлении оккупированных войсками гитлеровской Германии и ее союзников территорий Эстонии, Латвии и Литвы, Бессарабии и Северной Буковины в государственных границах СССР, существовавших к 22 июня 1941 г.; уклонился от обсуждения вопроса о польско-советской границе, о которой в секретном протоколе говорилось, что Польское государство должно быть восстановлено в границах 1939 г. «с оставлением в пользу СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии, за исключением районов с преобладающим польским населением», а территория Польши расширена «за счет западной части Восточной Пруссии». Остался без решения «в духе действительного обеспечения безопасности СССР» вопрос о советско-финской границе¹³².

Как отмечал Иден, цель русских по вопросу о границах была твердо определена и заключалась в том, чтобы обеспечить максимальные границы будущей безопасности России. Британский министр объяснил, что не может согласиться с секретным протоколом без консультаций со своим кабинетом, а также с руководством США. Он добавил, что «Рузвельт еще до того, как Россия подверглась нападению, направил нам послание с просьбой не вступать без консультаций с ним в какие-либо секретные соглашения, касающиеся послевоенной реорганизации Европы»¹³³. Другими словами, Иден подчеркнул, что США в будущем выступят как сторона – участник послевоенного устройства мира, а, следовательно, обсуждать вопросы о послевоенных границах преждевременно и по этой причине.

Важно отметить, что против принятия советских территориальных запросов в Европе выступал в то время не только американский Госдепартамент, мнение которого не мог не учитывать Рузвельт, но и некоторые ближайшие помощники президента – в частности А. Гарриман¹³⁴. Так, после беседы Гарримана с руководителем Европейского отдела внешнеполитического ведомства США Р. Атертоном 22 января 1942 г. последний констатировал в своем меморандуме, что, «говоря вкратце, мистер Гарриман полностью одобряет политику Госдепартамента, подчеркивая, что мы не должны заключать какие-либо договоренности [с СССР] до подписания мира. Однако мы могли бы обсуждать их, но быть готовыми к тому, что, если мы когда-либо пойдем на заключение соглашений, то будем их соблюдать». В меморандуме раскрывались и детали точки зрения Гарримана на ведение дел с Советским Союзом, основанной, в том числе, на его личном впечатлении от кремлевского руководства, полученном во время визита в Москву вместе с лордом Бивербруком осенью 1941 г.