Опасный замок (сборник) - Вальтер Скотт Страница 23

– Благородное намерение, дочь моя, – сказала монахиня. – Может ли что-нибудь быть достойнее намерения великодушной девицы, обладающей богатством, красотой, знатностью, поделиться всем этим с бедной, но геройской добродетелью!

– Так я решилась, любезная сестра, но я, может быть, недостаточно открыла вам способ, который рассчитываю употребить в этом деле. По совету старого менестреля нашего дома, который теперь находится под арестом в замке, я давала большой бал накануне Рождества и разослала приглашения всем рыцарям благородного рода, которые проводили время в поиске турниров и приключений. По окончании пира Бертрам, как было условлено между нами, взял свою арфу. Он пел среди глубокой тишины, в какой подобает слушать такого знаменитого менестреля. Предметом песнопений он избрал замок Дуглас, или, как назвал его поэт, Опасный замок. «Где воины великого Эдуарда I? – пел менестрель. – Английское королевство не может найти храброго, опытного рыцаря для защиты всего лишь одного северного замка от шотландских мятежников, которые поклялись вернуть его себе до окончания года. Где благородные дамы, улыбка которых так ободряла рыцарей креста Святого Георга? Увы! Дух любви и рыцарства почти исчез между ними. Рыцари наши довольствуются робкими вылазками, а наши наиболее благородные наследницы становятся добычей чужестранцев, словно в нашем отечестве нет человека, достойного искать их руки!» Здесь арфа умолкла. Я была так взволнована песнью менестреля, что, краснея, поднялась с места и, сняв с шеи золотую цепь, на которой висел крест, поклялась, с согласия короля, отдать свою руку и состояние своих предков храброму рыцарю благородного рода, который сможет удержать замок Дуглас в течение года и одного дня. Я снова села, милая сестра, среди грома рукоплесканий, которыми гости выразили свой восторг при моем предложении. Но вскоре воцарилось молчание между молодыми рыцарями, которые расположены были принять это предложение, даже рискуя навязать себе на шею Августу Беркли.

– Стыд тому, кто подумал бы подобным образом! – сказала сестра Урсула. – Когда одна ваша красота была бы предложена в награду мужеству, все рыцари должны были бы пренебречь опасностями двадцати замков Дуглас скорее, нежели упустить случай воспользоваться вашей благосклонностью.

– Так, может быть, они и думали, но речь шла о том, что они рисковали утратить расположение Эдуарда, решившись перечить королевским намерениям относительно меня. Наконец, к величайшей мой радости, единственным человеком, выказавшим желание воспользоваться моим предложением, оказался Джон Уолтон, а поскольку он при этом осторожно прибавил, что решился на это только с согласия короля, то надеюсь, что он не утратил высочайшей благосклонности.

– Будьте уверены, благородная и великодушная леди, вам нечего бояться того, что ваша почтенная преданность принесет тому, кого вы любите, неудовольствие английского короля. Мы не совсем чужды делам мира даже в уединении монастыря Святой Бригитты. Ходит слух среди английских солдат, что ваш король, это правда, был огорчен, что вы осмелились выразить свою волю, противоречившую его намерениям; но, с другой стороны, рыцарь, которому вы благоволите, сэр Джон Уолтон, человек высокой репутации…

– Ах, милая, сестра Урсула! – воскликнул, вздыхая, Августин. – Сколько еще продлится наше тяжкое испытание? Ко мне беспрерывно доходили страшные вести об опасностях, угрожавших моему рыцарю. Наконец в припадке безумия я решила переодеться в мужское платье и, убедившись собственными глазами, на что обрекла я своего рыцаря, решилась принять для сокращения срока такие меры, какие подскажет мне ситуация в замке Дуглас, и, говорить ли? – вид сэра Джона Уолтона. Может быть, милая сестра, вы не поймете, как я могла решиться на это; но подумайте, ведь это произошло вследствие восторженности…

– Увы, – ответила сестра Урсула, принимая самое теплое участие по отношению к молодой леди, – не думайте, что я не понимаю движений, внушенных любовью. Выслушайте мою историю и судите, могу ли я быть нечувствительной. Не бойтесь потерять время. Надобно подождать, пока улягутся хазелсайдские соседи, прежде чем я доставлю вам средства к побегу; вам необходимо иметь верного проводника в наших местах, который был бы также вашим покровителем в это смутное время. Поэтому нам надо подождать не меньше часа, и вам, вероятно, любопытно будет выслушать повесть о моих страданиях.

Леди Августа изъявила согласие.

– Мои несчастья начались гораздо раньше, чем меня стали называть сестрой Урсулой, когда я поступила послушницей в этот монастырь. Отец мой был благородным нормандцем, который, подобно большинству своих соотечественников, искал и нашел свою удачу при дворе шотландского короля. Его назначили шерифом этого графства, и Морис де Гатли, или де Готлье, считался в числе богатейших и могущественных баронов Шотландии. Да и зачем мне умалчивать, что дочь этого барона, называвшаяся тогда Маргаритой де Готлье, была красивейшей девушкой края. Мне можно извинить эту щепетильность, ибо, если бы я этого не сказала, вы с трудом поверили бы, что некогда я походила на прелестную леди Беркли. Это было в то время, когда возникли гибельные раздоры между Брюсом и Балиолем, так долго терзавшие эту страну. Отец мой, убежденный своими соотечественниками, имевшими силу при дворе Эдуарда, стал ревностно участвовать в деле англичан и сделался горячим сторонником сперва Джона Балиоля, а потом английского короля. Ни один из англо-шотландцев – так называли его партию – не был столь предан Британскому кресту, и никто не был так ненавидим своими соотечественниками, остававшимися под национальным флагом святого Андрея и патриота Уоллеса. Между этими независимыми воинами Малькольм Флемминг из Биггара отличался как своим происхождением, так и благородными качествами и рыцарской славой. Я увидела его, и вот эта отвратительная женщина, которая говорит с вами теперь, не краснея может сказать, что она любила красивейшего мужчину в Шотландии и была любима. О нашей привязанности узнал мой отец даже прежде, нежели мы признались друг другу. Мой отец страшно рассердился на меня и на Малькольма; он отдал меня под надзор одной монахине нашего ордена, и меня заключили в монастырь Святой Бригитты, где мой отец при всех сказал, что он принудит меня к пострижению силой, если я не соглашусь выйти за одного молодого человека, воспитанного при английском дворе, его племянника, которого, не имея сына, он хотел сделать наследником дома Готлье. Я не колебалась в выборе и заявила, что желаю скорее умереть, нежели соглашусь выйти за кого-нибудь другого, кроме Малькольма Флемминга. Возлюбленный мой не меньше был мне верен; он нашел средство назначить мне ночь, в которую рассчитывал напасть на монастырь Святой Бригитты, освободить меня и увести в леса, королем которых был провозглашен Уоллес. В одну роковую минуту я раскрыла мою тайну настоятельнице, которой я показалась более виновной, чем всякая другая женщина в мире, хотя и не приняла еще обета; я думала, что имена Флемминга и Уоллеса волновали всех, как меня самое, и лукавая настоятельница уверила меня в своей преданности делу Брюса и приняла участие в заговоре, от которого зависела моя свобода. Она взяла на себя обязанность удалить английских солдат, что и было ею сделано. Вследствие этого в назначенную ночь окно моей кельи во втором этаже отворилось без шума, и никогда сердце мое не испытывало такой радости, как в то время, когда я увидела Малькольма Флемминга в моей комнате. Он бросился ко мне. Но в это время вошел мой отец с десятью своими воинами, и они заняли всю келью, испуская военный клич Балиоля. Тотчас же со всех сторон посыпались удары. Однако в этой заварухе неожиданно показался огромного роста человек, поражавший всех, кто противился нашему освобождению. Один отец мой решился на сопротивление, которое могло стоить ему очень дорого, ибо Уоллес, как говорят, обладал огромной силой и военным искусством. Отстраняя воинов, как дама отгоняет мух своим веером, он схватил меня одной рукой, а другой начал защищаться и, унося меня, ступил уже на лестницу, по которой мои освободители проникли в мою келью, когда роковая судьба обманула мои надежды.