Святослав - первый русский император - Сергей Плеханов Страница 23

Во всех направлениях, насколько мог охватить взгляд, тянулись убранные поля, уставленные снопами. Высокое солнце обрушивало на войско водопады зноя. Пыль из-под копыт забивала глаза, перехватывала дыхание. И все же Иоанн чувствовал себя как никогда бодрым и счастливым. То и дело он привставал на стременах в надежде увидеть наконец знакомый зубчатый силуэт.

Но вначале он заметил флаги. Они лениво полоскались впереди над самым обрезом желтого поля. Цимисхий понял, что там тянет от Золотого Рога легкий ветерок, и сразу представил, как холодит лицо и грудь этот настоянный на запахах водорослей и рыбы воздушный ток. И он снова нетерпеливо встал в седле и сразу увидел верхушки башен. Зубцов не было видно, все просветы оказались заполнены темной массой. Люди! Император непроизвольно пришпорил коня, разом оторвавшись от свиты.

Пурпурные сапоги побелели от пыли, тем не менее, огромная толпа, собравшаяся на стенах и под ними, издалека узнала императора в стремительном всаднике, прямо сидевшем на белом арабском скакуне. Приветственный рев прокатился вдоль гигантских укреплений Константинополя. Запели сотни труб, загремело тысячеустое многолетие.

Иоанн кинул поводья окружившим его придворным и дал снять себя с седла. Кто-то бросился оттирать широкими рукавами хитона сапоги, кто-то сложился вчетверо возле золоченой колесницы, дабы подставить себя в качестве ступеньки для царственных ног. Но Цимисхий отстранил многочисленных угодников и дал знак спешившимся рядом царедворцам принести пурпурные одежды болгарского царя. Собственноручно расстелив их на колеснице, император водрузил на место, предназначенное для триумфатора, чудотворный образ Богородицы из Влахернской церкви, дав понять всем, что истинной победительницей варваров является Пречистая Дева, к которой вознесли молитву ромеи накануне похода против русов. Затем Иоанн приказал вознице, управлявшему четверкой белых лошадей, медленно следовать через ворота в город. Сам же император, приняв от горожан венец и скипетр, отделанные золотом и драгоценными камнями, увенчал себя диадемой и, вновь заняв место в седле, шагом последовал за квадригой под приветственные крики толпы, волнами прокатывавшимися по всему пути следования процессии по улице Меса от Адрианопольских ворот к храму Святой Софии. Следом за Цимисхием шли связанные друг с другом знатные пленники во главе с болгарским царем Борисом, его женой и детьми. С затаенным страхом они озирали поющие толпы, дома и арки, украшенные пурпуром, златоткаными покрывалами и ветвями лавра. Иоанн же созерцал все это со слезами на глазах, сердце его полнилось гордостью за свой народ, хотя он и знал, что все эти роскошные ткани по приказу эпарха вывешены на улицах членами корпораций серикариев и вестиопратов – торговцев дорогими одеждами.

Номисма Иоанна I Цимисхия

Вот открылся по левую руку древний акведук Валента, также весь убранный знаменами и пурпуром. Множество смельчаков оседлало пролеты этой грандиозной постройки и беспрестанно размахивали ветвями и платками, приветствуя триумфатора.

Едва миновали акведук, как дома впереди отошли в стороны, открыв простор самой большой площади города – форума Быка, – получивший свое название от огромной старинной статуи из меди, изображающей это животное. Здесь и в обычные дни собирались тысячные толпы, ибо на форуме располагался рынок рабов, происходили казни важнейших государственных преступников и еретиков. Скользнув взглядом по позеленевшему от времени изваянию, Цимисхий подумал, что если бы той декабрьской ночью Никифора не оказалось в опочивальне, ему также пришлось предстать перед народом на площади Быка. Только не в диадеме василевса-триумфатора, а в позорном колпаке государственного преступника, в ожерелье из овечьих кишок, с наголо обритым лицом и головой, с выстриженными бровями и ресницами. Палачи провели бы его среди толпы, осыпаемого ударами и плевками, а затем, открыв люк на спине статуи, сунули его, связанного внутрь быка. Один из них торжественно запалил бы костер, разложенный под животом медного изваяния, а затихшая толпа со сладострастным вниманием ждала бы, когда раздастся душераздирающий вопль…

Еще несколько сот шагов, и процессия остановилась посреди круглой площади – форума Константина. В центре ее высилась колонна, окованная железными обручами. Когда-то ее венчала статуя самого равноапостольного императора, основателя города, но землетрясение разрушило ее. Рухнувшую колонну снова собрали, скрепив круглые блоки металлическими кольцами, а вот фигуру Константина восстановить не смогли. Но и по сей день все торжественные шествия останавливаются в этом месте, чтобы воздать почести святому зиждителю столицы. В основании колонны лежит крест, на котором был распят Спаситель – его отрыла на Голгофе и привезла из Иерусалима мать Константина святая Елена. На этом кресте покоится не только колонна, но весь Божий мир, ибо центр его – Константинополь.

Сойдя с коня, Цимисхий подошел к болгарскому властителю и, сняв с него корону, показал толпе. Новый взрыв восторга вознаградил императора. Лишенный царского достоинства Борис стоял, опустив голову. Смертельная бледность залила его едва опушенное юношеской бородкой лицо. Иоанн двинулся дальше, неся в руках корону Болгарии. Подбежавший новелиссим взял за повод коня и повел его вслед за императором к высившемуся над всеми прочими строениями храму Премудрости Божией.

Воздав благодарственные молитвы, Цимисхий передал патриарху драгоценный венец побежденного царя, потом объявил о возведении Бориса в сан магистра, показав таким образом, что делает его своим подданным, а его страну собственностью ромеев.

Когда император выходил из храма, к нему подвели смуглого розовощекого монаха. Всемогущий хранитель императорской спальни – паракимомен Василий Ноф сказал, что молодого человека зовут Львом, он дьякон патриарха, но помимо основных своих обязанностей исполняет роль хрониста, ибо обладает завидной легкостью пера и выразительностью стиля. Безбородый дьякон поклонился Иоанну и попросил дозволения представить ему летопись его похода против русов, составленную со слов его участников. Цимисхий удивленно поднял бровь и спросил:

– Когда же ты собираешься это сделать?

– Когда будет угодно самодержавнейшему из владык…

– Принеси завтра утром, – с легкой усмешкой сказал Иоанн.

Император совсем позабыл о забавном в своей самонадеянности юнце и во время утреннего приема с немалым удивлением увидел направлявшегося к нему Льва со свитком в руке. Немой вопрос на лице Цимисхия не обескуражил дьякона, он с легким поклоном произнес:

– Здесь повествование о подвигах твоего войска, о василевс.

Закончив прием, Иоанн удалился в библиотеку и, усевшись возле раскрытого окна с видом на Босфор, развернул папирусный свиток.