Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий Страница 23

Спасся во время разгрома подпольной организации «Смерть — Берии» и сын Налбандян — Булат Окуджава. Видимо, молитвы матери из казахстанских степей дошли до Бога. В момент ареста группы антисталинских молодых борцов Булата Окуджавы в Тбилиси не оказалось, он выехал на учебу в литинститут в Москву. И, благородство душ его арестованных сотоварищей, никто из них не показал на него. Мол, на занятия литературного объединения он ходил, но в политической организации «Смерть — Берии» не состоял. Особо свидетели мучили друга Булата Окуджавы — Володю Цыбулевского, но он никого из друзей не выдал. Вернулся из Степлага Цыбулевский больной, но продолжал много и упорно заниматься литературой, переводами, даже издал свой сборник стихов. Но вскоре силы покинули его — он умер от силикозной болезни. А было ему всего-навсего 47 лет! Булат не прерывал с ним дружбу до самого последнего дня, навещал его в больнице, посвятил ему стихи «На фоне Пушкина снимается семейство» и «Былое нельзя воротить…»

Среди членов организации «Смерть — Берии» было немного девушек. Молодая поэтесса Элла Маркман смело писала такие стихи:

Слушайте вы, инквизиторы!

Все тюрьмы, взятые вместе,

Не остановят расплаты: он предрешен, ваш удел.

И мы, утопая, в слезах матерей, по колено

Омытые собственной кровью, смотревшие

смерти в лицо,

Мы будем судить вас за наше обманутое поколение,

За наших убитых и заживо сгнивших отцов.

Ее тоже отправили в Степлаг, в женскую зону. Она принимала участие в кенгирских событиях, дождалась своего желанного освобождения в 1955 году.

Элла Маркман дружила долгое время с поэтом Вадимом Поповым, который в Тбилиси был членом литературного объединения «Соломенная лампа». Там он общался и с Цыбулевским, Софианиди, Коммунэллой Маркманом, Отией Пачкорией. И на этом основании он вместе с девятью студентами Тбилисского университета попал на скамью подсудимых за недоносительство, неблагонадежность.

Вадим Попов в Джезказган прибыл одним тбилисским этапом вместе со своими друзьями, молодыми литераторами Тбилиси. Вместе с ними трудился на открытых карьерах, кирпичном заводе. И, о парадокс, даже в лагере вместе с ними ходил в гости в лабораторию к знаменитому генетику, биологу, профессору Эфроимсону, который читал им лекции по литературе, культуре и эстетике. Вадим Попов даже посвятил стихи Эфроимсону, Софианиди и Пачкории:

Подогретый общим интересом,

на грядущий неспокойный сон

нам читает лекции профессор.

Он теперь — зэка Эфроимсон.

Только нам он дорог без протекций.

Разгоняет и тоску, и грусть,

да вдобавок после этих лекций

Гумилева шпарит наизусть.

Мужеством балладным Гумилева

осветляет мрачность бытия.

Слушают: Софианиди Лева,

Отиа Пачкория и я.

Они сохранили даже в тяжелых условиях особого лагеря любовь к жизни, литературе, культуре, искусству. А самое главное — свое человеческое достоинство. Узник Степлага, князь Андрей Трубецкой в книге мемуаров «Пути неисповедимые» вспоминает такой эпизод:

«К фельдшеру Тенгизу Залдастанишвили захаживал приятель и одноделец Отто Пачкория (компания нашего режимника Левы Софианиди — студенты из Тбилиси) — парень самоуверенный, нагловатый и в то же время немного кавалер. Бондарева („вольняшка“, зверствующий лагерный хирург, завотделением в лагерной больнице), закончив работу и уходя, надевала пальто. Пачкория подошел к ней со словами: „Разрешите, я вам помогу“. — „Вот когда будете на свободе, тогда и будете подавать пальто“. — „А тогда я не захочу подавать вам пальто“».

Конечно, так ответить необходимы смелость и мужество. Этими качествами обладали почти все молодые литераторы Тбилиси, сосланные в Степлаг. Сегодня о них знают в Грузии, чтят их. Их фамилии увековечили в современной «Истории Грузии» ученые М. Вачнадзе, В. Гурули и М. Бахтадзе. Кроме перечисленных мной литераторов — они назвали также студентов Тбилисского университета Шота Джиджадзе, Алеко Меладзе, Жореса (Георгия) Цинцадзе. Они тоже были узниками Степлага.