"Альфа" - смерть террору - Михаил Болтунов Страница 23

- Успокойся, я ничего не знаю и знать не хочу, что там случилось. Берлев с места событий позвонил; много серьезных ранений. Ты что, Роберт, хочешь своих ребят отдать в руки комитетских костоломов? Беги, докладывай начальству, выбивай самолет.

Ивон доложил по команде. Зампред Пирожков взъярился. Разглашена государственная тайна! Какому-то врачу чуть ли не по прямому проводу о потерях и раненых докладывает майор КГБ. «У нас что, в комитете врачей не хватает?! кричал генерал. - Не хватит, возьмем в Министерстве обороны и заставим их закрыть рот покрепче. Люди в погонах поймут. А тут какой-то Коваленко из Склифа. Здрасте, я ваша тетя! Тоже мне светило медицинской науки, спаситель!»

И добавил: «Ладно, вернутся - спросим с этих героев». Зампред снял трубку прямого телефона, доложил обстановку Андропову.

Юрий Владимирович насчет государственной тайны не вспоминал, велел подготовить медикам самолет, оказать всяческую помощь и проявить внимание.

Второго января, почти одновременно из Москвы и Ленинграда, вылетели два самолета: оба держали курс на Ташкент. В первом летели профессор Каньшин, Коваленко с группой врачей своего института, во втором специалисты Военно-медицинской академии.

А несколькими днями раньше в Ташкент из Кабула вылетали раненые участники штурма дворца. Их выносили из посольства и укладывали в санитарные машины со всеми мерами предосторожности, накрыв предварительно матрацами. Машины до аэропорта сопровождал бронетранспортер. В них больше не стреляли.

В передний салон самолета положили «тяжелых» Емышева без руки, Федосеева, Кувылина, Кузнецова, раненных в ноги, Климова, раненного в живот. Перед отлетом сделали уколы, боль слегка поутихла, и Сергей Кувылин пытался уснуть. Уходил в прошлое рев «шилок», свист пуль, стоны раненых в медсанбате. Рядом с ним, через проход, лежал Кузнецов.

Кувылин услышал сквозь дрему, как кто-то, склонившись над Кузнецовым, сказал:

- Ну как ты, Гена? Ничего, держись. А мы узел связи распотрошили. Все нормально. Взорвали, да и дело с концом.

Сергей удивился: кто это там узел «потрошил»? Голос незнакомый, со спины человека не узнать. Может, Бояринов воскрес? Кроме него и Бояринова, на узле никого не было.

- Слышь, а когда ты узел взрывал?

Склонившийся над Кузнецовым чуть повернул голову:

- Утром, когда рассвело.

- Так тогда его надо было уже восстанавливать.

- А ты кто?

- Я как раз из тех, кто узел уничтожил.

Тот поднялся с колен и, не оглядываясь, вышел, скрылся в другом салоне. Кувылин слушал, как гудят двигатели, и думал. Нет, не лавры героя его беспокоили. Он впервые задумался о том, что станется с ними, когда вернутся в Союз, в Москву. По-старому не будет. Жизнь их изменится. Но как?…

Павел Климов попал в руки профессора Каньшина, и он буквально вытянул мужика с того света. Емышев с Федосеевым оказались в хирургии. На первом же осмотре Емышев увидел из-под халата доктора генеральские лампасы, удивился. А после долгого осмотра комиссией, кивнув на собственную культю, брякнул, явно обидев медиков:

- Ну что, ребята, пишете диссертации?

Доктора притихли, а генерал нахмурил брови:

- Мы не диссертации сюда приехали писать, а лечить.

А, пожалуй, зря обиделись, ведь его культя стала как бы первым практическим пособием для будущих врачей афганской войны. Часто ли им приходилось видеть тогда, в 1979-м, подобные огнестрельные ранения? Отечественная война закончилась почти тридцать пять лет назад - несколько поколений медиков учили военно-полевую хирургию лишь по учебникам. А тут все как на войне. Не хотел майор Емышев обидеть генерала, да вышло нескладно. Хотя, может быть, кто-то и защитил диссертацию на их ранах - первых ранах афганской войны.

Шутил майор, а сам мучительно думал, как жить дальше. Правая рука оторвана: ни писать, ни коробок спичек взять, чтоб сигарету самому прикурить. Вспомнился и Маресьев, и преподаватель в их Высшей школе КГБ Ларин, который без ног и без одной руки машину водил. Пример дело хорошее, но каждый свое горе хлебает в одиночку. И тут никто не мог помочь Валерию Петровичу, эту дорогу ему предстояло пройти самому.

… Новый, 1980 год они встречали в Ташкенте. В госпиталь с утра приехали ребята из комитета республики, привезли угощения, поделились слухами.

Говорят, всем, кто ранен, - Героя, остальным ордена Ленина.

Позже, к вечеру, поступили новые данные, самые последние, уточненные. Привез их вместе с шампанским и фруктами веселый узбек, начальник отдела ташкентского УКГБ. Клялся, что выведал их от первых лиц Узбекистана, а те уж, знамо дело, из Москвы. «В общем, мужики, - смеялся узбек, распихивая по тумбочкам груши, яблоки, хурму, - пятерым или шестерым - Героя Советского Союза, всем другим Ленина и Красного Знамени».

Так нежданно-негаданно даже для себя самих они стали Героями. В Москве их встречали радушно, но руководство было в растерянности. Отправляли на обычное задание - посольство охранять, а случилось по тем временам уму непостижимое: считай, всем поголовно ордена, да какие! О которых иной чекист, и не один десяток лет пропахав, не мечтал Красного Знамени, Ленина. И прошло-то совсем ничего - неделя. Что касается убитых, тут единодушие было общее - наградить надо. Убитым не завидовал никто. Вот с живыми сложнее.

Тем не менее представления готовились, писались, переписывались. Потом бумаги ушли куда-то по команде, и наступило затишье. Казалось, и не было 27 декабря, Кабула, дворца Амина в Дар-уль-Амане.