Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940-1941 - Гельмут Гюнтер Страница 23

– Доложите Эвальду и отправляйтесь назад.

Эвальд был батальонным поваром, мастером своего дела. И к тому же вполне своим парнем. Только ему одному удавалось вкусно готовить в жутких условиях наступления в России. И Эвальд был совсем уж нетипичным поваром, которые сначала набивают свое жирное брюхо, а уж остатками кормят личный состав.

– Ага, еще один обжора!

Но уже подавал мне солидный кусок колбасы. Усевшись на газовый баллон, я стал ножом отхватывать ломти. Никогда не знаешь, когда в следующий раз удастся наесться досыта! Показался батальонный портной:

– Батальон уже воюет. Куча народу погибло.

Вскоре подошли еще солдаты, и я узнал, что произошло за последние дни и часы. Часть их баек можно было спокойно тут же забыть. Бела уже побывал здесь до меня, и по рассказам здешних я чувствовал, от кого они исходили. Почерк Белы. Он обладал талантом с самым серьезным видом нести полнейшую чушь. А люди все принимали за чистую монету.

Эвальд подал мне круглую жестянку с горячим шоколадом. Пора было возвращаться. У меня были добрые отношения с обозниками. Большинство в этих подразделениях составляли люди в возрасте – резервисты. Они были по-своему добродушны, хотя иногда казалось, что они не против закусить нами, молодыми, на ужин. Впоследствии эти добрые отношения со службами обеспечения не раз здорово выручали меня.

Довольно быстро я миновал окаймленный густым лесом участок дороги. Дорога теперь извивалась между зелеными лугами, отлого поднимаясь вверх. Теперь надо было быть осмотрительнее, напомнил я себе. Большинство моих товарищей не считали нужным поглядывать направо и налево во время езды. И не из беспечности. Просто выполнение распоряжений требовало страшной спешки.

Взобравшись повыше, я заглушил мотор, снял каску и внимательно прислушался. Сомнений не было – где-то восточнее шел бой. Нетрудно было отличить ровное тарахтенье нашего пулемета МГ-34 от очередей русского «Максима» – последний выпускал пули в более медленном темпе.

Я снова завел мотоцикл и продолжил путь. Километрах в шести дальше виднелись типичные русские хатенки с характерными крышами. На фоне реки они казались игрушечными. Березина, река, сыгравшая роковую роль в судьбе Наполеона. Интересно, какую роль суждено ей сыграть в нашей судьбе?

Несколько человек махали мне, стоя у первой хатки. Тут же стояли и их мотоциклы. Я, как идиот, подумал, что мне машут в знак приветствия. Потом до меня все же дошло, что они призывали меня остановиться. И были правы – стоило мне войти в поворот, как засвистели пули. Это уже не шутки! Но я уже вошел в поворот, поэтому тормозить и останавливаться было поздно. Поэтому я прибавил газу и завершил этот поворот.

И тут я едва не наехал на гауптштурмфюрера Клингенберга! Соскочив с мотоцикла, я бросился в траншею. Клингенберг крикнул мне:

– Что вы здесь делаете, идиот несчастный? Вы что, с ума сошли!

Черт возьми! Ну как, объясните мне как, гауптштурмфюрера Клингенберга угораздило появиться именно здесь и именно сейчас?! Все остальные командиры рот были люди суровые, но Клингенберг был просто отморозком, каких свет ни видывал. Я всегда старался не попадаться ему на глаза, да и не только я.

Я заметил нескольких лежавших на земле офицеров – унтерштурмфюрера Хильгера, командира 1-й роты гауптштурмфюрера Геменда. Они вынуждены были залечь – поднимись они, и тут же стали бы мишенями для русских. Строить из себя храбреца, не желающего «кланяться пулям врага», могло обернуться гибелью. Повсюду – за стенами, за деревьями и даже за навозными кучами – засели бойцы 1-й роты, остервенело палившие по врагу. Прокричав Клингенбергу содержание донесения, которое я должен был вручить ему, я тут же вскочил на мотоцикл и, используя рельеф местности, попытался выбраться из этого небезопасного местечка. Не хотелось мне передвигаться на своих двоих. Даже здесь. Думаю, что все, кто привязан к своему транспортному средству, поймут меня.

Деревенская улица тянулась вдоль реки. Окопавшиеся на другом берегу русские обстреливали нас.

– Баранья башка! Почему ты не остался в тылу?

Обернувшись, я увидел Швенка, пристроившегося за сложенными бревнами.

– Откуда мне было знать, что вы здесь надумали повоевать?

Швенк разъяснил мне, что батальон внезапно оказался под обстрелом, когда входил в эту деревню. Мотоциклисты тут же соскочили со своих машин, и 1-я рота стала медленно, но упорно продвигаться к центру деревни. Огонь вели отовсюду. Нас забрасывали ручными гранатами, тарахтели пулеметы. На разных языках кричали поднести патроны, оттащить раненых, бранились, перекликались…

– Ты лучше пригнись пониже. В нас они тоже стреляют! – предостерег я Вилли, перекатываясь к толстому стволу дерева. Там я с винтовкой и занял позицию.

Вилли тоже перебрался ко мне, по недосмотру как следует заехав мне прикладом по каске.

– Ну, ты. поосторожнее! Хватает с меня и иванов!

А иваны, судя по всему, оправились от первого шока. Огонь с другого берега реки усилился. Мы, надо сказать, в долгу не оставались – палили в ответ вовсю. Но оценить ущерб было невозможно – разве разберешь на таком расстоянии? Иногда, правда, мелькнет чей-то силуэт, сразу не определишь, кто упал – наш или русский. Так что стрельба имела скорее психологический эффект.

С другой стороны дороги адъютант крикнул мне:

– Возвращайся и скажи, пусть подгонят противотанковое орудие!

И вот теперь я горько сожалел, что потащился сюда на мотоцикле. Надо же быть таким дураком! Дружище Швенк предусмотрительно оставил машину подальше,

а сам передвигался пешком. Проклиная про себя адъютанта, я бросился к мотоциклу, вполголоса молясь, чтобы двигатель завелся с первого оборота. Двигатель услышал мои мольбы и не стал капризничать. Вскочив в седло, я вмиг позабыл о всяком страхе. Все наши лежали, уткнувшись носом в песок, тщетно пытаясь вдавиться в него, а я в открытую – отличная мишень для врага! – несся по дороге и вскоре был уже на позициях противотанкового взвода 5-й роты.

Орудия стояли за довольно большой постройкой. Бойцы расчетов тихо дремали на солнышке, не обращая на доносившуюся стрельбу ровным счетом никакого внимания. Командир расчета, обершарфюрер, восседал на хлипком стульчике, пожевывая травинку. Когда я передал ему приказ адъютанта батальона, он так и продолжал мерно покачиваться на стульчике.

«Ну и нервы у тебя!» – невольно позавидовал я обершарфюреру.

Тот внезапно рывком поднялся.

– Запускать двигатели! – скомандовал он и вскочил на тягач. – А ты покажешь, куда ехать! – рявкнул он мне.

В третий раз мне пришлось проезжать этот окаянный поворот. Позади позвякивало металлом орудие. Издали завидев унтерштурмфюрера Хильгера, я лихо подкатил к нему:

– Ваше приказание выполнено!

И тут же нырнул за стену здания.

Артиллеристы на всех парах рванули дальше. Тягач протащил орудие метров на пятьдесят, остановился, артиллеристы расчета быстро соскочили на землю.