Господа офицеры и братцы матросы - Владимир Шигин Страница 23

Порой офицеры, положившие всю жизнь на карьеру и внезапно осознавшие, что их честолюбивым мечтам пришел конец, совершали даже самоубийства. Из воспоминаний адмирала П. Давыдова: «Во время посещения императрицей Екатериной эскадры, следовавшая за ее яхтой яхта, маневрируя, ударила ее в корму. Екатерина испугалась, проснулась и вышла наружу узнать в чем дело. Раздосадованный Чернышев погрозил кулаком капитану яхты Суковатому и кричал: «Помни этот случай!». Тот, испугавшись, бросился в воду и утонул…»

Тот же П. Данилов весьма красочно повествует и о том, как безответственно работали в конце XVIII века чиновники адмиралтейств-коллегии, которым было глубоко наплевать даже на заслуженных боевых офицеров, не говоря уже о молодых мичманах и лейтенантах: «В коллегии обер-секретарь искал, где я прописан в корабельном или в гребном флоте и сказал мне, что меня ни в одном списке нет. Я сказал о том приехавшему туда адмиралу де Рибасу, который, смеясь, сказал мне: «Зачем же ты приехал?» Тогда вышел адмирал Пущин, узнав о сем, тотчас приказал написать на корабль «Трех Святителей» и чтобы я скорее отправился в Кронштадт и потому на другой день я ходил в коллегию за билетом и на третий день отправился в Кронштадт». Потрясающе! Петр Данилов к этому времени уже давно капитан второго ранга, герой русско-турецкой войны, а его даже нет во флотских списках!

Отдельно следует остановиться на существовавшем в течение многих десятилетий антагонизме офицеров Балтийского и Черноморского флотов. Это была настоящая проблема. И балтийцы, переводимые на Черное море, и черноморцы, попадавшие на Балтику, сразу же наталкивались на стену отчуждения и неприятия. Несмотря на то, что они оканчивали тот же Морской корпус и были такими же офицерами, как и местные, они все равно оставались чужими. Истории известен всего один удачный массовый исход балтийцев на Черное море, когда адмирал Лазарев начал формировать на Черноморском флоте свою команду. Тогда с ним пришли такие в будущем известные деятели, как Нахимов, Корнилов, Авинов, Путятин, Бутаков-старший, и другие. Но то был особый случай, который держал на контроле сам император. В остальном же переход с флота на флот, как правило, заканчивался или возвращением офицера обратно (в лучшем случае), или его отставкой.

Из воспоминаний вице-адмирала П.А. Данилова: «Надобно сказать, что я в Кронштадте был весьма в дурной славе по причине частого обхождения с черноморскими капитанами Обольяниновым и Нелединским, которые также были сюда командированы, как и я, но они написаны были на ревельские корабли и берегом туда уехали прежде меня, они там замечены были невоздержанными. А так, как я из Черноморского же флота, то и обо мне заключали то же, к чему многим и зависть побуждала, ибо мы старшинство выиграли, то и старались замарать всех, дабы из службы вытеснить, для чего распространяли до того свое злословие, что все адмиралы, и меня адмирал фон Дезин худо аттестовал. О чем я, узнавши, ходил к нему, спрашивал о причине. А как он не мог ничего объявить кроме слухов, то я убедил его переменить аттестат и когда пошел в море в эскадре адмирала Ханыкова на корабле, то написали ко мне двух лейтенантов невоздержанных, так что я с ними вынужден был стоять на вахте, а третью я дал вахту корпусному офицеру, бывшему с гардемаринами. Адмирал, будучи упрежден ко мне с худой стороны, примечал за мной более всех и испытывал разным образом: поутру рано и вечером поздно призывал меня к себе сигналом, нередко также нечаянно приезжал ко мне, все это он делал, когда эскадра идет под парусами. Во время эволюций я всегда был наверху и по привычке в Черноморском флоте, прежде всех входил в свое место… На другой день призвал меня к себе флагман и он сказал мне, что капитан 1-го ранга Нелединский, как мой приятель, и Обольянинов, как мой родственник, то я как ближе всех должен сказать им, чтобы они подали в отставку, тогда им дадут пенсионы, а ежели они не согласятся, то будут оставлены без всего и я принужден был ехать. На рейде был корабль Нелединского, я приехал к нему и как на его корабль хотел сесть контр-адмирал Веер, то он занимал всю правую сторону кают-компании. Был 12-й час, как я к нему вошел, он велел подать водки, а я между тем начал ему говорить, что о нем весьма сожалею, что адмиралы обо всех черноморских капитанах весьма дурно думают и говорят, и что я подвержен был великому испытанию, которое как ни жестоко, но я желал бы лучше, чтобы все мы подвержены оному, ибо каждый имел случай себя оправдать, нежели по одним доносам быть несчастным. Но что делать?

– Я принужден тебе сказать, что мне велено. Еще хорошо отдают на волю!

– Что ты говоришь? – спросил он – Говори, что тебе велено!

– Ты сам бы это сделал, когда бы предвидел, да и я бы советовал подать в отставку, деревня у тебя есть, пенсию дадут.

– А ежели не подам? – он сказал.

– Хуже сделаешь сам себе, оставят без всего, что и сказать велено!

– Ну, тогда не подам! – закричал он. – Поди, скажи!

Я сколько ни старался вразумить, но он твердил одно и тоже. Я уехал к Обольянинову, которого корабль был еще в гавани. Я нашел его дома, поперек кровати лежащего во всей форме с орденами, разбудил и между разговорами сказал ему, что было велено. Он также заупрямился…»

Глава четвертая
Кают-компанейское братство

Вопрос сплочения офицерского коллектива, привития ему культа дружбы, товарищества и взаимопомощи всегда волновал большое начальство, которое понимало, что без всего этого добиться побед на море от флота будет невозможно. Уже петровский устав предписывал офицерам избегать конфликтов и «жить дружно и партий друг против друга не чинить».

С конца 70-х годов XIX века, когда на кораблях и судах российского флота были учреждены кают-компании, которые были не только местом приема пищи офицерами, а прежде всего местом их общения, именно кают-компания стала символом того особенного братства, которым отличается флотское офицерство от армейского. Учреждение кают-компании имело громадное значение для российского флота. По выражению историка Ф. Ф. Веселаго, оно оказало самое благотворное влияние «как на смягчение нравов морских офицеров, так и на развитие среди них общественности и близких дружеских отношений… влиянием большинства сглаживались угловатости отдельных личностей, и развивался вкус к искусствам… музыке и пению».

Историк флота Д.Н. Федоров-Уайт в своей работе «Русские флотские офицеры начала XIX века» много внимания уделил именно кают-компании как центру общения корабельных офицеров. Он писал: «Обобществленная жизнь русских морских офицеров, начиная с воспитания в закрытом учебном заведении – Морском корпусе, а затем в кают-компаниях кораблей, была в то время исключительным явлением в среде русского образованного общества. Надо припомнить, что в это время, помимо «артелей» некоторых гвардейских полков, сухопутные офицеры не имели полковых собраний, да и клубная жизнь вообще была еще мало распространенна в России».