История любви в истории Франции. Том 7. Наполеон и его женщины - Ги Бретон Страница 23

"Эхо! Эхо!

Только эхо,

только эхо

слышу я…"

Старинная французская песенка

9 октября 1799 года в своем особняке на улице Виктуар Жозефина лежала на кровати в роскошной и бесстыдной позе, которая вдохновила не помню уж какого художника конца XVIII века.

Совершенно голая, она лежала рядом с Ипполитом Шарлем, который шутки ради — или в знак поклонения — «положил ей между раскинутых ног осеннюю маргаритку».

Увенчанная в надлежащем месте цветами, она напоминала «самое богиню Флору».

После любовной битвы, когда взвивались простыни и летели на пол подушки, любовники спокойно беседовали:

— Уже семь месяцев от Бонапарта нет вестей… Наверное, погиб там в песках, тем лучше… Да если и жив, он — конченый человек… — говорила Жозефина, положив руку на грудь Ипполита Шарля и поглаживая его шелковистую кожу. — Я подумала недавно: с ним я жила всего год, а мы с тобой любим друг друга уже два года…

С легким смешком она положила ногу на живот Ипполита Шарля и добавила с наигранной непринужденностью:

— Настоящий мой муж — это ты! Я разведусь и выйду за тебя замуж…

И она впилась взглядом в лицо своего любовника. То, что она увидела, не обрадовало ее. Капитан гусаров растерянно молчал. На глазах Жозефины черты его неузнаваемо преображались: рот запал, нос удлинился, лицо стало маской ошеломленного полишинеля. Совершенно очевидно, что он понял, какие последствия может повлечь за собой брак с Креолкой.

Жозефине стало ясно, что она промахнулась. Накануне она обсуждала с Баррасом и Гойе, председателем Директории, проблему своего развода с Бонапартом. Баррас был решительно против; Гоне, надеявшийся впоследствии стать ее любовником, поддержал план Жозефины.

Однако отсутствие энтузиазма, проявленное месье Шарлем, решало вопрос. Неспособная долго сосредоточиться на одной мысли, беспечная Креолка решила развеселить нахмурившегося любовника и стала щекотать ему подмышки.

Отставной капитан, поняв, что опасность миновала, вздохнул с облегчением, разгладил морщины и занялся «с легкостью, умением и талантом маленькой цветочной вазочкой Жозефины».

Как всегда, ночь прошла бурно, и любовники в сладостном изнеможении заснули уже после того, как через небольшой мостик Гранж-Бательер прогрохотал последний дилижанс.

* * *

Наутро Жозефина отправилась в Люксембург, куда Гойе пригласили ее на обед.

За этим обедом гости развлекались историей, ходившей по всему Парижу, злополучным героем которой был видный член Института.

"Месье Л. был страстным любителем диковинок природы; он собирал их изо всех стран света, и они заполнили целый кабинет, где ученый с гордостью демонстрировал их знакомым. Однажды ему удалось заполучить шкуру бенгальского тигра; он надел ее на каркас, чтобы придать тигру вид живого существа, и многие друзья месье Л. уже полюбовались великолепным тигром.

Пока месье Л. занимался зоологией, мадам Л., его жена, страстно влюбилась в драгунского лейтенанта двадцати двух лет, прекрасного как Адонис и сложенного как гладиатор.

Когда ученый эрудит выходил из дому, лейтенант тотчас располагался в его апартаментах. Довольно долго любовники вели весьма приятный образ жизни, но хорошие времена не длятся вечно, и насмешница-судьба сыграла с ними злую шутку.

Случилось так, что ученый вернулся домой в то время, когда обычно находился в Институте, да еще привел с собой приятелей посмотреть на тигра.

Куда спрятать любовника? А если его увидят, какой скандал! И бедняга юркнул под тигриную шкуру и скорчился внутри каркаса, надеясь, что ученый зашел домой ненадолго.

Между тем в кабинет вошли муж и гости.

— Жена, эти граждане пришли посмотреть на мою шкуру!

— Вашу?..

— Ну да, шкуру нашего тигра!

— Вот она, граждане!

— О, она великолепна!

Гости восхищались, а дама трепетала. Они ходили вокруг, разглядывали; один погладил бархатистую шерсть, другой слегка приподнял шкуру…

— О, что я вижу! — воскликнул он, — эта шкура — на подкладке из армейского сукна!

Он потянул, чтобы лучше разглядеть, почувствовал сопротивление, но не отпустил; вдруг раздалось хриплое проклятье, и трое перепуганных зрителей устремились к дверям с криками:

— Да он живой!

В сотне шагов от дома они остановились, обсудили между собой происшествие и решили вернуться и разобраться в «проблеме тигра».

— Я все-таки уверяю вас, что он мертв, — повторял хозяин музея диковин природы.

Конечно, лейтенант давно удрал, и когда дрожащая троица решилась приподнять шкуру, они увидели только пустой каркас…".

Муж ничего не понял в этой истории и по-прежнему в тиши своего кабинета нежно гладил шкуру своего лучшего экспоната, а жена в это время в спальне ласкала красавца-драгуна…

* * *

Жозефина вместе со всеми хохотала над этой историей, когда во время десерта в гостиную вошел гвардеец и вручил Баррасу депешу. Прочитав ее, он повернулся к гостям и объявил:

— Бонапарт во Франции.

Это было как удар грома. Жозефина, побледнев, пролепетала;

— Где же он?

— Он высадился вчера во Фрежюсе. Через два дня он будет здесь.

Креолка была близка к обмороку. Как только Бонапарт окажется в Париже, Петиция, Жозеф, Люсьен расскажут ему о ней все — ведь родня Бонапарта ее ненавидит. Надо лететь ему навстречу, снова очаровать его, свести с ума… И она встала из-за стола.

— Я должна перехватить его на дороге в Париж, — сказала она. — Главное для меня — опередить его братьев. Им он может поверить, светской болтовни я не боюсь. Я объясню ему, что бывала на светских развлечениях, старалась быть принятой в лучшем обществе в его же Интересах, — чтобы его не забыли за время его отсутствия. Он мне поверит!

Попрощавшись, она немедленно отправилась к себе, и на следующее утро уже ехала вместе с дочерью в почтовой карете по направлению к Лиону.

Рассказывает королева Гортензия:

«Генерал Бонапарт высадился во Фрежюсе в момент, когда никто его не ожидал. Его встретили с энтузиазмом, горожане ринулись к фрегату, поднялись на борт, и толпа заполнила корабль, не думая об установлениях карантина. Франция той эпохи была несчастна и раскрыла свои объятия тому, кто мог ее спасти. К нему были обращены все надежды. Я выехала с матерью, чтобы встретить его. Мы пересекли Францию и в каждом городе, в каждой деревне видели триумфальные арки, воздвигнутые в честь его прибытия. Когда мы меняли лошадей, толпа окружала нашу карету, и люди спрашивали, действительно ли прибыл спаситель, — вся страна тогда называла его так. Потеря Италии, нищета народа считались результатом правления бессильной и малоумной Директории, и в возвращении Бонапарта французы видели божью милость».