Пилигрим - Тимоти Финдли Страница 23

— Мистер Пилигрим!

Юнг принес стул и поставил его справа от Пилигрима.

— Я хотел бы услышать ваше мнение о пейзаже. Восприятие гор часто зависит от того, где человек вырос. Вы в детстве видели горы? Я, например, видел, только не такие. Эти горы выше и величественнее тех, что окружали меня в детстве. Вы понимаете, о чем я?

Пилигрим моргнул. Руки, лежавшие на коленях, перевернулись ладонями кверху.

— Я всегда хотел жить у моря, — продолжал Юнг, — но как-то не пришлось. Конечно, я могу съездить к морю или океану, однако поселиться там… Нет. Это привилегия тех, чья робота позволяет им жить на побережье.

Юнг бросил взгляд на профиль Пилигрима.

Пилигрим сидел недвижно. Но слушал.

— А я работаю здесь. Правда, тут тоже есть водоемы — Цюрихское озеро, река Лиммат, другие реки и озера. И все-таки это не море, верно? И не океан. Что ж… Приходится довольствоваться тем, что есть.

Голуби.

— Вы когда-нибудь думали о смерти в воде, мистер Пилигрим? О том, чтобы утонуть?

Да.

— Я тонул во сне. Хотя во сне я умирал очень по-разному. Я уверен, что все мы видим такие сны.

Вы когда-нибудь во сне кончали жизнь самоубийством, доктор?

— Вы писали о смерти. Об умирании. Я читал вашу книгу о жизни и смерти Леонардо. Прекрасная работа. Столько прозрений, столько открытий — и столько злости. Меня это заинтриговало. Почему вы так злы на Леонардо да Винчи?

А почему бы и нет?

— И все же ваша книга так убедительна, что ей почти веришь.

Почти?

— Остается только вопрос: откуда такая убежденность?

Я знал его.

— Критиковать, конечно, легко, и основания для критики тоже есть, но гениальность вашей книги — я не случайно употребляю слово «гениальность» — заключается в том, как четко вы разграничиваете осуждение человека и восхищение его искусством.

Это всею лишь справедливо.

— Я просто очарован! И потрясен до глубины души.

Пилигрим повернул руки ладонями вниз.

Жест не ускользнул от зорких глаз Юнга.

— Мы побеседуем о вашей книге, когда вы решите заговорить. Если, конечно, вы не считаете, что тема Леонардо да Винчи для вас исчерпана. Хотя я в этом сомневаюсь. Вы нападаете на него с такой страстью, что, по-моему, вы еще не все сказали.

Пилигрим сосчитал голубей. Шесть.

Солнце взошло слева от здания, но в этом апрельском солнце не было предощущения весны.

Юнг, проследив за взглядом Пилигрима, заметил:

— В Швейцарии кажется порой, что зима никогда не кончится. Тем не менее снег уже тает. Я слышал сегодня утром, как под настом бегут ручьи. Недели через три, вот увидите, у озера появятся крокусы и нарциссы. Вообще весна настает очень быстро. Стоит только снегу начать таять, как оглянуться не успеешь, а его уже нет.

Осталось пять. Один улетел.

Юнг встал.

— Интересно, что Леонардо думал про снег во Флоренции, где горы скорее напоминают холмы? Боюсь, его познания ограничивались тем, что таяние вызывает ужасные разливы Арно. Грязь, ил и мусор — но не снег, белый, как здесь. Насколько я помню, он никогда не рисовал снег, хотя я, конечно, не так хорошо знаю его творчество, как вы, мистер Пилигрим. Со снегом его, похоже, ничего не связывало. Леонардо не видел его внутренним взором, у него перед глазами были другие ландшафты и другие образы. Правильно? Не снег, а ветер и дождь… Грозовые тучи, драмы, которые разыгрываются на фоне его пейзажей… Но без снега. Надеюсь, вы согласитесь со мной, мистер Пилигрим. Мы не выбираем то, что должно привлечь наше внимание. Скорее нас выбирают. Именно таким образом я избран вами, мистер Пилигрим. Вы — мой снег.

Юнг прошел за негнущейся спиной Пилигрима и направился к двери.

— Я вас оставлю. И вернусь, только когда вы сами меня позовете. Не раньше. Всего хорошего, мистер Пилигрим.

Дверь открылась…

Дверь закрылась.

Руки Пилигрима приподнялись с колен и вцепились в подлокотники кресла.

Он: покачнулся. Открыл рот.

И заговорил.

— Небо, — сказал он.

И повторил снова:

— Небо.

Сощурив глаза, посмотрел на солнце. Солнце его исцелит.

Если он и правда снег — он растает.

18

— Карл Густав! — окликнул Фуртвенглер.

— Да, Йозеф?

Фуртвенглер увидел Юнга со спины, когда тот закрыл дверь палаты Пилигрима и пошел по коридору.

— Подождите минутку!

Юнг приготовился к худшему — очередной тираде, произнесенной ледяным тоном, очередным параноидным обвинениям.

— Выходит, вы снова умудрились украсть моего пациента? — сказал Фуртвенгпер.

«Началось!» — подумал Юнг.

— Да, — ответил он. — Хотя я не назвал бы этокражей. — А как бы вы это назвали?

— Согласием на деловое предложение. Меня, как обычно, просили ответить «да» или «нет». Я сказал «да».

— Нет, не как обычно! На сей раз вы подсуетились. Сегодня утром в половине девятого Блейлер вызвал меня к себе и сказал, что Пилигримом будете заниматься вы. Подчеркнув, что на этом настаивает леди Куотермэн. Но у него хотя бы хватило порядочности извиниться.

— Вы жаждете извинений, Йозеф? Нет проблем. Примите их! Они все ваши.

Доктора подошли к лестнице и стали спускаться вниз.

— Я их не приму! — заявил Фуртвенглер. — Если бы я хоть на секунду поверил в вашу искренность — другое дело. Но я слишком хорошо вас знаю, Карл Густав. Вы с ней сговорились! Вы обольстили ее, одурманили и навели на меня поклеп. Вы специально пошли к леди Куотермэн, чтобы она отказалась от моих услуг!

— С чего вы взяли?

— Вас видели! Вы с ней обедали вчера. А вечером она позвонила директору и ничтоже сумняшеся заявила, что мой диагноз и методы лечения мистера Пилигрима неверны и неприемлемы. Неверны u неприяемлемы! Что я сделал, чтобы заслужить такой отзыв?

— Вы не поняли своего пациента.

— Я его не понял?! Чушь!

Они спустились на площадку и умолкли, пропуская двух поднимающихся наверх медсестер. Улыбки, дружелюбные кивки — сплошная любезность. Персонал не должен знать, что врачи ссорятся. По крайней мере до тех пор, пока дело не будет улажено.

— Да, я вчера обедал с леди Куотермэн, — сказал наконец Юнг, не двигаясь с места. — Но она сама меня пригласила. Я ничего не делал, чтобы отнять вашего пациента, солгал он. — Ничего!