Датский король - Владимир Корнев Страница 23

На веймарский вокзал поезд прибыл только ночью. Измученного вида служанка, открыв тяжелую дверь, всплеснула руками:

— Бог мой, это вы! В доме все встревожены с тех пор, как фрау вернулась одна. Она весь день была не в настроении, хотела уже посылать за вами кого-нибудь. Утром я доложу ей, что вы приехали.

— Да уж, будьте любезны. Передайте, что мы добрались без приключений. Gute Nacht! [52]— зевая, проговорил скульптор, после чего «путешественники» отправились наверх, в мансарду.

На следующее утро, еще до завтрака, фрау вызвала Звонцова к себе:

— Очень рада, что все обошлось благополучно. А я почему-то решила, что у вас совсем не осталось денег, и уже собиралась с кем-нибудь передать вам. Позавчера я, пожалуй, была слишком резка с вами. С моей собачкой, к счастью, тоже все в порядке, хотя она испытала большое потрясение. Все-таки ваш друг слишком груб с животными, но думаю, он раскаивается в своем поступке. Ведь так?

Тут фрау точно спохватилась:

— Да, ведь я забыла сообщить вам, что у нас здесь стряслось! Вы же ничего не знаете… Это так печально, что я даже не смогла вернуться за вами. С профессором Ауэрбахом произошло несчастье. Он проводил какой-то сложный, опасный научный эксперимент, и произошла трагедия… В общем, профессор погиб. Это так нелепо! На меня возложены обязанности по организации похорон — несчастный ведь был совершенно одинок. Прощание состоится в четверг в лекционной аудитории нашей городской библиотеки. Мы все, кто его знал, скорбим. Мне кажется, и вам как ученику тоже следовало бы отдать последний долг его памяти…

— Для меня все так неожиданно. Искренне соболезную, — вяло выдавил из себя «студиозус» Звонцов, внутренне злорадствуя: «Дофилософствовался, старый казуист, „светило науки“, доиздевался над студентами! Возомнил себя самим Гёте, вот и пожалуйста: „Sic transit gloria mundi [53]“. Не хватало мне еще с ним прощаться — и не подумаю!»

Впрочем, это была только прелюдия к разговору о насущных делах. Фрау сообщила скульптору еще две новости: одну приятную, другую не очень. Оказывается, меценатка вызвала своего стипендиата, чтобы вручить ему деньги за проданный «железный цикл»! Хотя выставку открыть не успели, Звонцову вновь улыбнулась фортуна: оказалось, что фрау показала работы богатому русскому коллекционеру, своему старому знакомому, неожиданно приехавшему в Веймар погостить, и тот был так впечатлен, что купил сразу все картины за названную сумму, которую «автор» заранее оговорил с Флейшхауэр. «Кому расскажешь, не поверят — все как в водевиле: нужно было специально ехать в Германию, чтобы картины купил русский, даже не сбив цену!»

Если бы это было уместно, Звонцов просто расхохотался бы. Затем, не меняя вежливого тона, с той же приветливой улыбкой Флейшхауэр протянула Вячеславу пухлую пачку ресторанных счетов, где было аккуратно вычеркнуто все, что фрау заказывала для себя и своей собаки, и подчеркнуты цифры напротив заказов русских гостей; сюда же прилагался отдельный счет за завтраки и за квартиру.

— И вам еще очень повезло, Вячеслав, что обошлось без вернисажа: аренда выставочного зала — весьма дорогое удовольствие, — заметила Флейшхауэр, желая то ли позолотить пилюлю, то ли продемонстрировать немецкое чувство юмора.

После этого представление Звонцова о гостеприимстве веймарской благотворительницы стало, мягко говоря, не столь восторженным. Последний сюрприз, видимо, даже сама фрау сочла откровенно циничным, не предупредив о нем заранее: купчая за картины предусматривала вознаграждение посреднику (точнее, посреднице) в размере тридцати процентов от общей суммы! То есть выходило, что расчетливая немка заработала на своем стипендиате кругленькую сумму в золотых русских червонцах! Но Звонцов был так обрадован оставшейся долей, более чем приличной, что даже почувствовал, как стали влажными ладони, когда пересчитывал деньги.

До завтрака он еще успел вернуться к Арсению, растормошить его и поделиться приятными известиями.

Сообщить о гибели Ауэрбаха Вячеслав просто забыл, зато педантично рассчитался за картины, чтобы, не откладывая в долгий ящик, закрыть этот вопрос.

Сеня, собственно, еще больше обрадовался, чем его друг. Звонцовское обучение в университете было закончено, а ему и так уже все опостылело за границей, поэтому с отъездом решили не тянуть. Оставался только «долг чести»: Сеня рвался в Йену за «драгоценной» пуговицей и в надежде как-нибудь выяснить, что же все-таки стряслось с Ауэрбахом (не мог же тот испариться без следа!). Тогда бы, по крайней мере, можно было спать со спокойной совестью.