Сокровища короля - Элизабет Чедвик Страница 23

В кладбищенских воротах никто не появлялся. Чувствуя в животе неприятную пустоту, Мириэл уже начала подумывать, что Николас все-таки обманул ее. А что, если он сбежал?

За спиной неожиданно раздался шум. Она охнула и резко обернулась, решив, что это приходской священник пришел задержать ее, но увидела перед собой коренастую лошадь бурой масти. Мириэл устремила взгляд мимо ее морды с влажными карими глазами на Николаса, державшего под уздцы еще одного коня и мула. Пока она высматривала его в воротах, он пришел с другой стороны.

– Где ты был?! – гневно вскричала девушка, выплескивая накопившееся напряжение. – Ты же обещал быстро вернуться. Я вся изволновалась!

– Я отсутствовал ровно столько, сколько было необходимо. – Его рассудительный тон был полной противоположностью ее нервному визгу. – За эти две клячи барышник затребовал бешеную сумму. Было бы странно, если б я купил их не торгуясь. А потом пришлось искать подходящую одежду в тряпичных лавках. Это тоже заняло немало времени. – Склонив набок голову, он смерил ее пытливым взглядом. – Неужто подумала, что я тебя бросил?

У Мириэл защипало в глазах.

– Разумеется, нет, – сердито отвечала она, – но торчать на коленях в грязи у могилы незнакомого человека – не очень-то веселое времяпрепровождение. – По тому, как сардонически изогнулись его губы, она поняла, что он прочитал ее мысли. Настроение от этого не улучшилось.

– Охотно верю, – согласился Николас и, почти как она когда-то в монастыре Святой Екатерины, вручил ей узел с одеждой. – Можно было бы найти и лучше, но не думаю, что в такую погоду тебе понравилось бы щеголять в кружевном платье из желтого шелка. К тому же оно стало бы привлекать ненужное внимание.

Мириэл кивнула, подумав, что кружевное платье из желтого шелка не устроило бы ее в любую погоду, поскольку в наряде такого цвета она будет похожа на ходячий труп.

Девушка развязала принесенный Николасом узел и встряхнула одежду, стараясь не думать о том, что это вещи умершего человека. Владельцы тряпичных лавок приобретали свой товар у родственников умерших. На улицах Линкольна она часто слышала, как они зазывают клиентов: «Покупаю по самой высокой цене!»

Платье представляло собой бесформенный балахон, скроенный из четырех прямоугольных кусков грубой шерсти: два для туловища и по одному на каждый рукав. Его блеклый коричневато-серый цвет предыдущая владелица оживила вышивкой: горловину, манжеты и край подола украшали перехлестывающиеся круги, выполненные ярко-зеленой нитью. К платью Николас прикупил простой кожаный ремень, еще один прямоугольный кусок зеленой материи – очевидно, платок, предположила Мириэл, – капюшон с оторочкой из овчины и накидку, еще не изношенную, но явно пережившую не одну зиму. Мириэл скривилась. Одежда, конечно, прочная и не броская, но не делает чести ее. Она понимала, что Николас выбрал мудро, но все равно была возмущена. По крайней мере, вместо кожаной полоски, лежащей словно ссохшийся черни к в ворохе поношенного тряпья, он мог бы купить ей для платка приличный обруч. Наверно, в желтом платье она и то выглядела бы привлекательнее.

– Ну, как наряд? – поинтересовался он. Мириэл содрогнулась:

– Жуть. Весь провонял дымом. Бог знает, сколько лет его не стирали. Наверно, ни разу в лохани не лежал с тех пор, как его сшили.

Николас пожал плечами:

– Нищим выбирать не приходится. И потом, ты же не на голое тело его наденешь. Твоя поддевка защитит все, что у тебя есть там под ней.

Мириэл зарделась. Он высказал вполне невинное замечание, но упоминание ее нательного белья уязвило девушку до глубины души, в немалой степени потому, что ее полотняная набедренная повязка и чулки из грубой шерсти были ничем не лучше тех вещей, в которые он предлагал, ей облачиться. Разве что чище.

Надувшись, плотно сжав губы, она взялась за подол своего монашеского одеяния и стянула его через голову. Нижняя рубашка поползла вверх вместе с платьем, грозя полным позором ее и так уже скомпрометированной добродетели, но девушке удалось, не без труда, вовремя одернуть ее.

Колючий ветер продувал насквозь белую шерстяную поддевку, которая теперь одна только и прикрывала ее тело, не считая набедренной повязки и чулок. Нагрудной повязки Мириэл не носила, ибо была сложена пропорционально и имела маленькую грудь, не нуждавшуюся в поддержке. Николас с нескрываемым удовольствием созерцал обозначившиеся под тканью округлости с затвердевшими от холода сосками.

Заметив, куда он смотрит, девушка наградила его убийственным взглядом и поспешила влезть в серый балахон. Вместе с дымом он пропитался запахами женского пота, жира и похлебки, – должно быть, прежняя хозяйка платья немало времени проводила у очага. В этом наряде вряд ли кто признает в ней беглую послушницу, подумала Мириэл, но очень уж он отвратительный. Переодеваясь, она невольно сбила с головы неплотно сидевший апостольник и, хватая его на лету, почувствовала, как холодный воздух обжег ее оголенные уши и затылок.

– Боже милостивый, – хрипло произнес Николас. – Она подняла голову. Он по-прежнему смотрел на нее, но выражение удовольствия на его лице сменилось ужасом.

– Твои волосы! Что стало с твоими чудными волосами?

Мириэл провела рукой по коротенькому ежику на голове.

– Они их остригли, – ответила она. «Они» уточнения не требовало. – Сказали, что это избавляет от греха тщеславия, сказали, это кара за распутство, за то, что я с помощью волос искушала мужчину в доме Божьем. – Голос ее звучал резко, отрывисто. Она вновь слышала скрежет ножниц, чувствовала немилосердное давление чужих рук на своих плечах. – Теперь ты и сам видишь, почему я не могла остаться.

Николас тихо выругался. Ей показалось, он буркнул что-то про «бессердечных стерв», но, возможно, она и ослышалась: слов было не разобрать. Мириэл взяла новый платок и ловко повязала его вокруг головы, изящно подоткнув один угол. Чтобы платок не сползал, она закрепила его полоской кожи.

– Ничего, волосы отрастут, – твердо заявила она, как полководец на поле боя, признающий свое поражение в сражении, но уверенный в общей победе.

– Извини. – Его взгляд выражал искреннее участие и сожаление. – Я даже представить не мог, что с тобой так жестоко обошлись.

– Они называют это жестокостью во благо, – бесстрастно сказала Мириэл, набрасывая на плечи накидку и скрепляя ее верхние концы простенькой булавкой из кости. Монашеское платье и белый апостольник она связала в узел. – Это – сегодня же в огонь. Отныне я Мириэл из Стамфорда, почтенная вдова. – Бедная почтенная вдова, неприязненно думала она, ставя ногу в сложенные чашечкой ладони Николаса, подсаживающего ее на лошадь.

Ничего, ей недолго быть бедной, если она настоит на своем.