Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко Страница 23

— С радостью, государь. С радостью, — прогудел Никита. — Ввечер посыльщик был из Киева от митрополита Матфея. Ты почивал уже, потому тревожить тебя не решились. А посыльщик тот привез тебе, государь, подарок. Зело хорош!

— И что за подарок?

— Книги.

— Книги? — встрепенулся князь. — И много? Где они?

Боярин Никита, видя, как обрадовался князь, плутовато улыбнулся и, довольный тем, что угодил Константину, пояснил:

— На твоем дворе, государь. Митрополит киевский прислал в дар целый возок, аж сорок книг!

— Знатный подарок. Не иначе, митрополит чего-то желает за свою щедрость. Так ли?

— Так, государь, — затряс бородой Никита. — Посыльщик тот молчит и письма от митрополита не привез, но я дознался: хочет митрополит своего епископа поставить вместо Иоанна Владимирского. Вот и подарки шлет, знает, чем тебя порадовать, государь.

Приятной истомой защемило сердце: «Еще не великий князь, а уже дружбы моей ищут».

— Есть еще одна новость: с посыльщиком приехал сын князя Рюрика Ингварь. Ты уж прости, государь, мы его вчера с воеводой Данилой попотчевали малость, так он сейчас отсыпается.

— А этот с чем пожаловал? — озадаченно нахмурил лоб Константин.

— То мне неведомо. Не открылся молодец. Силен оказался в питии.

— Неужто тебя, боярин Никита, перепил? — улыбнулся Константин, зная его необузданность в застолье.

— Не-е-ет, на равных пили, но силен, — покачал головой Никита.

— Отоспится — приведешь ко мне. Теперь же пойдем подарок митрополита смотреть.

Книги уже были перенесены в светелку и разложены на лавках. От увиденного богатства загорелись глаза, затряслись руки. Здесь были книги из Константинополя в богатых, отделанных золотыми бляхами, переплетах, и несколько скромнее выглядевшие книги из Киева, переписанные тамошними монахами, и книги арабские, судя по замысловатой вязи восточного письма.

— Ай да митрополит! Угодил, порадовал! То-то он на свадьбе брата Юрия выспрашивал у меня про переписчиков моих, про книги. Верно, уже тогда замыслил, а не сказался. Немедля пошлю в Киев подарков Матфею. Ты, Никита, поедешь с дарами? — обернулся Константин к пыхтевшему за спиной боярину.

— Чего не поехать! Коли нужда в том есть, я завсегда готов, — согласно закивал Никита, а как представил дорожную тряску в возке, помрачнел: — Ехать-то когда?

Но князь Константин уже ничего не слышал. Его жадный до писаного слова взгляд утонул в еще не виденной ранее книге — «Александрия».

Боярин Никита привел князя Ингваря к Константину вечером. В маленькой горенке князь был не один. На лавке в углу, застыв камнем, сидел чернец.

— Не опасайся, — заметив, что Ингварь настороженно поглядывает на монаха, поспешил успокоить его Константин, — то мой духовный отец, игумен Петровского монастыря Пахомий. Я рад видеть тебя в здравии, князь. Садись рядком, да потолкуем ладком. Поди, не токмо повидать меня приехал?

— Так, великий князь, правда твоя. Нужда меня привела в твой дом.

— Положим, я еще не великий князь, — начал было Константин, но Ингварь горячо воскликнул:

— Скоро будешь им! Пришел я к тебе как к великому князю не по своей воле, батюшка мой, князь Рюрик, направил.

Ингварь замялся, видно, нелегко ему давались слова.

— Прислал меня отец за помощью — унять князя Всеволода Чермного.

— Вот как? — удивился Константин. — Почто же раньше не сказался мне о том? Ведь до самой Коломны ехали колено в колено, когда невесту Юрию везли.

— Не посмел. Ушей боялся Всеволодовых.

— И что князь киевский? Неужто жизни от него не стало? Когда я сватал дочь его Агафью, князь показался мне мужем нрава веселого, незлобливого, в беседах рассудительного, на руку щедрого. Чем же он Рюрику не угодил? Вроде бы полюбовно спор за стол киевский разрешился.

— Так-то оно так, — согласился Ингварь, — токмо не совсем. Всеволоду Чермному мало земли киевской, ему и Южной Руси мало. Помяни мое слово, великий князь: как окрепнет Всеволод, пойдет непременно воевать земли соседей своих. И перво-наперво стопы свои направит в землю черниговскую.

— А скажи-ка мне, князь Ингварь, почто тебя отец направил в Ростов, а не твоего старшего брата Ростислава? Ему-то сподручнее было ехать с таким поручением. Он — зять великого князя владимирского Всеволода Юрьевича. А великий князь в здравии и унять киевского князя в силах, — подал голос из своего угла игумен Похомий.

Ингварь, глядя на Константина, а не на игумена, торопливо ответил:

— Отец мой стар и судит всех по себе. Всеволод Юрьевич тоже немолод. Слух прошел, что скоро новому князю на столе володимирском быть. Потому я здесь.

— Так чего же ты хочешь от князя Константина? — медленно выговаривая слова, спросил игумен.

— Союза.

— Союза? — удивился Константин. — А разве не с согласия батюшки моего сел Всеволод Чермный на киевский стол, а князь Рюрик занял его место в Чернигове? Разве не ты стоял в Святой Софии, когда мы грамотами обменивались с Всеволодом Чермным и крест целовали на вечную дружбу? Еще киноварь не обсохла на грамотах, а ты уже меня к тайному союзу супротив князя киевского призываешь! — Константин задохнулся от гнева, зашелся кашлем, кровь прильнула к его бледному худому лицу, лоб и шея покрылись испариной.

Когда приступ прошел, Константин сиплым, осевшим голосом произнес:

— За такие речи следовало бы тебя в поруб бросить, да знаю, что волю отца исполняешь, и потому прощу. Но уезжай немедля. Князю же Рюрику передай, что крестного целования я не нарушу.

Ингварь медленно поднялся, поклонился Константину и с надрывом выдохнул:

— Воля твоя, великий князь, не мне тебя учить. Но как бы за стенами ростовскими или володимирскими не просмотрел ты врага, что затаился змеею и выжидает часа своего, чтобы ужалить смертельно. Прости, что речь моя дерзка и тебе не по нраву, но иначе не могу. Прощай! Даст Бог, свидимся еще.

Ингварь, опустив плечи, словно ноша непосильная легла на него, чуть пошатываясь, вышел из горницы.

После длительного молчания игумен Пахомий в раздумье произнес:

— В одном прав сын Рюрика: Всеволод Чермный коварен и зело жаден как до богатства, так и до власти. И чтобы возвыситься над всеми, он нарушит клятву, данную великому князю, и креста целование. Ибо нет веры человеку, приведшему в свою отчину лютых врагов земли русской — половцев и отдавшему своих братьев на растерзание иноверцам, а Киев-град — на разорение!

— Так что, вернуть князя Ингваря? — тихо спросил Константин.