За нами Москва! - Иван Кошкин Страница 23

На пятое утро отряд подошел к настоящей, метров пятнадцать в ширину, речке. О том, чтобы преодолевать ее с ходу, не могло быть и речи, но согласно трофейной карте в трех километрах ниже по течению находилась деревня, а рядом с деревней — укрепленный камнями брод. Можно было дождаться ночи, но Волков решил рискнуть, тем более что, если какой-то из танков завязнет, вытаскивать его удобнее при свете дня.

Берестов, ходивший в разведку до деревни, доложил, что на дороге свежих следов нет — похоже, эта глухомань немцев не интересовала. Посоветовавшись со старшим лейтенантом Петровым, комроты повел своих людей к переправе. Село располагалось на другом берегу, и Волков первым делом погнал через реку взвод Берестова, наказав выяснить, есть ли в селе немцы, а если нет, то где их видели. Раздевшись, красноармейцы свернули одежду и сапоги в узлы и вошли в холодную сентябрьскую воду. К счастью, течение оказалось несильным, но глубина была чуть меньше метра, и Петров, наблюдавший переправу из танка, озабоченно покачал головой — такой брод его машины могли и не одолеть. Снова совещались танкисты, снова лазал в воду маленький Осокин и высокий Рустам, наконец решили, что первым через реку пойдет танк комбата, затем, соединив тросы танков и грузовика, на буксире перетянут с выключенным двигателем автомобиль, и только тогда придет очередь машины Турсунходжиева. Тем временем на другую сторону перетащили раненых и, не слушая возражений, перенесли на руках женщин. Постепенно большая часть пехотинцев оказалась на левом, ближнем к фронту берегу. Волков приказал окапываться, чтобы в случае, если на дороге появятся немцы, встретить их огнем через реку. Тем временем из деревни вернулся мрачный Берестов. Выходило, что немцев селяне не видели, но и красноармейцам, мягко говоря, не рады. Наталкиваясь на угрюмые, настороженные взгляды, красноармейцы начали роптать, кое-кто прямо высказывался, что надо бы тряхнуть зажравшееся кулачье, которое явно ждет прихода фашистов. Андрей Васильевич увел взвод из деревни от греха подальше, но в разговоре с Волковым раздражения не сдержал, помянув зачем-то нехорошим словом писателя Льва Николаевича Толстого. Масла в огонь подлила Богушева. Оказывается, старший военфельдшер отправилась в деревню, надеясь попросить у колхозников курицу, поскольку куриный бульон полезен выздоравливающим, а раненый Егоров, похоже, все-таки решил не умирать и даже пришел в себя. Естественно, никакой курицы ей не дали, посоветовав идти подобру-поздорову, да в таких выражениях, что женщина сперва опешила, а потом в бешенстве схватилась за наган. К счастью, из-за волнения Ирина Геннадьевна не справилась с кобурой, и Ольга успела схватить ее за руки и оттащить в сторону. Теперь Богушева кипела возмущением и требовала у лейтенанта провести реквизицию. В ответ Волков ядовито поинтересовался, когда это товарищ старший военфельдшер успела получить разрешение на самостоятельный сбор продуктов у населения, а когда та попыталась было спорить, взорвался и наорал на врача, приказав катиться к раненым и от носилок — ни на шаг. Настрой, и без того не лучший, был сбит окончательно, комроты даже не знал, что тяготит сильнее — предстоящая опасная переправа или неприкрытая враждебность колхозников, враждебность, которую он не мог понять или объяснить. Выросший в городе, Волков не знал, что творилось на селе в последние десять лет, для него коллективизация была лишь одной из побед социализма. Даже сталкиваясь по службе с равнодушием или неявным сопротивлением приказам бойцов из деревни, лейтенант списывал это на несознательность и необразованность сельского жителя.

— Товарищ лейтенант, может быть, все-таки встряхнем колхоз? — Берестов недобро смотрел в сторону изб. — И раненым польза, и людям приварок не помешает, на одних сухарях идем.

— Предлагаете помародерствовать, Андрей Васильевич? — не оборачиваясь, спросил Волков.

Он не без интереса наблюдал за приготовлениями танкистов. Оба мехвода, балагур-сержант и лейтенант Турсунходжиев, возились в реке, промеряя глубину и через каждые три метра втыкая в дно длинные ивовые пруты. Не удовлетворившись этим, Осокин камнями наметил на обоих берегах подходы к броду. Маленький водитель заметно волновался — если застрянет его танк, вытаскивать машину будет нечем, второй Т–26 едва возил сам себя.

— При чем здесь мародерство? — раздраженно ответил Берестов, — Оставим расписку, все как полагается.

— В нашем положении это будет выглядеть именно как мародерство. — Лейтенант повернулся к своему комвзвода: — И, кстати, думаю, немцы тоже раздают расписки направо и налево.

С голоду мы не умираем, сухарей, с учетом немецких, нам пока хватает.

— А вам не кажется, товарищ лейтенант, что сейчас не время проявлять социалистическую сознательность? — ядовито поинтересовался бывший белогвардеец.

— Как раз сейчас — самое время, — убежденно ответил Волков. — Все, что нам остается, — это гордость и это, как его, моральное превосходство. Начнем поросят под расписки тягать — растеряем все это к чертовой матери. Впрочем, я в таких материях не спец, вон комиссар идет, он лучше разъяснит.

Комиссар был мрачнее тучи. С силой наподдав ногой какой-то камушек, Валентин Иосифович в сердцах махнул рукой и быстро подошел к комроты.

— Кулачье проклятое, — зло сказал Гольдберг. — Товарищ лейтенант, разрешите взять взвод и прошерстить это гнездо как следует?

Берестов совершенно неприлично заржал, политрук удивленно посмотрел на бывшего белогвардейца. Волков взял себя в руки и очень спокойно спросил:

— Не объясните, в чем дело?

— Да что там объяснять, — сердито ответил комиссар, — пошел в деревню, одеяла для тяжелораненых попросить. Ночи холодные, мы их шинелями накрываем, а сейчас любое осложнение чревато… Хоть бы тряпку дали, жлобье…

— Товарищ батальонный комиссар, — медленно начал лейтенант, — не помню, чтобы я разрешал вам отлучаться из расположения.

— Да тут же метров сто, — удивился Гольдберг.

— Да хоть десять! — взорвался Волков, — У нас тут Красная Армия или дом культуры и отдыха? Желаете принять роту сами? Нет? Тогда извольте исполнять мои приказы! А приказ по роте был — оборудовать позицию для обороны брода в обе стороны! Так что каски в руки, оба, и вперед, помогайте Звереву пулеметное гнездо оборудовать! Р-р-раскулачивать им! Кругом марш!

Что-то было в голосе лейтенанта, что-то особенное, поэтому батальонный комиссар и старший сержант дружно ответили «Есть!», развернулись через левое плечо и поспешили на горку, где бывший студент механического факультета вместе со своим вторым номером отрывал позицию для своего МГ. Берестов осмотрел место, покачал головой и погнал Зверева и второго бойца оборудовать запасную позицию, а сам вместе с комиссаром принялся углублять и расширять окоп так, чтобы из него можно было бить как через реку, так и в сторону деревни. Раздевшись по пояс, комиссар и дворянин дружно копали, Андрей Васильевич рыхлил землю ножом, а Валентин Иосифович выбрасывал ее каской. Некоторое время работали молча, наконец Берестов разогнулся, утер пот и спросил:

— Ну и как вам наш командир?

Гольдберг высыпал на бруствер очередную порцию песка и посмотрел на старшего сержанта.