Богатырская Русь. Языческие титаны и полубоги - Лев Прозоров Страница 23

Все это лишний раз указывает на славянскую, а отнюдь не скандинавскую природу русов.

Водружение русами отрубленной головы на стене также находит подобие в былинах – в виде оград дворов и крепостей, усаженных «головушками молодецкими». Это отмечено еще В.В. Чердынцевым. Он, однако, отчего-то полагал, что «в былинах этот обычай соблюдают только отрицательные персонажи». Однако головами усажена ограда не только у Маринки Кайдаловны с Соловьем-разбойником (надо заметить, что это хоть и злодеи, но свои, русские), но и у Чурилы Пленковича, персонажа в худшем случае нейтрального:

Двор у него был на семи верстах,

Около двора был булатной тын,

Верейки были позолочены,

На всякой тыцынке было по маковке,

По той ли голове богатырские.

Впрочем, Илья и Алеша, привозящие на копье вражьи головы, – персонажи и вовсе, безусловно, положительные.

Второй мотив в былинах выражен много слабее, окольными намеками. Так, вражью голову (как в особенности отрубленную, так и пребывающую еще на плечах) сравнивают с пивным котлом. Любопытно, что в типичном описании врага в южнославянском эпосе это сравнение – единственная черта, совпадающая с «образом врага» в былинах. Само по себе сравнение, конечно, мало о чем говорит. Вот только иногда былинные герои высказываются и вполне откровенно. Вот возвращается с головой на копье Алеша Попович:

Ой еси ты, Владимир Стольнокиевский!

Буде нет у тя нынь пивна котла —

Вот тебе Тугаринова буйна голова!

Столь же откровенен Илья Муравленин. Выезжая с заставы на поединок с врагом, которого не сумели остановить младшие богатыри, «старый казак» насмешливо замечает:

Не сварить вам без меня пивна котла,

Привезу вам голову, вам татарскую!

Речь прямо идет об изготовлении из вражьей головы сосуда для ритуального напитка. Сразу следует заметить, что, вопреки распространенному заблуждению, чаши из человеческих черепов – вовсе не зверская выдумка неких злокозненных «степняков». Это древний индоевропейский обычай, возникший где-то на закате каменного века. В скандинавской «Старшей Эдде» чаши из черепов упоминаются дважды – когда кузнец Велунд, мстя пленившему и искалечившему его конунгу Нидуду, убивает его сыновей и делает из их черепов чаши, окованные серебром; а Гудрун так же поступает с собственными детьми от повелителя гуннов Атли-Аттилы, заманившего в ловушку и погубившего ее братьев. Римлянин Орозий рассказывает, что кельтское племя скордисков, обитавшее на берегах Дуная, изготавливает из вражеских голов пиршественные кубки. Индоарийской традиции знакомы «капала» – чаши из человеческих черепов. Знаменитое свидетельство Геродота о скифах: «С головами врагов (но не всех, а только самых лютых) они поступают так. Сначала отпиливают черепа до бровей и вычищают. Бедняк обтягивает череп только снаружи сыромятной воловьей кожей и в таком виде пользуется им. Богатые же люди сперва обтягивают череп снаружи сыромятной кожей, а затем еще покрывают внутри позолотой и употребляют вместо чаши». Болгарин Крум в 811 году изготовил чашу из черепа византийского императора Никифора и пил из нее на пиру вместе со славянскими князьями. В этом отчего-то пытаются усмотреть тюркский обычай, хотя Крум как раз ближе всех прежних вождей болгар-кочевников сошелся со славянами – до такой степени, что сидел за столом с их старейшинами, посылал в Константинополь от своего имени славянина Драгомира и первым сменил тюркский титул «хан сюбиги» на славянский «князь». Про ритуальное омовение его воинов перед битвой мы уже говорили в связи с подобными эпизодами в былинах. Вообще, чаши-черепа встречаются лишь у тех тюркских или монгольских племен, что хранят в жилах значительную долю скифо-сарматской, индоиранской крови – болгары, печенеги; или у тех, кто принял тантрический буддизм, пришедший из Индии. У последних – монголы, калмыки, буряты – такая чаша называется «габала» – явная переделка индийской «капалы». Своего слова в монгольских языках для этих чаш нет – похоже, не было в традиции монголов и самой этой вещи.

В русском фольклоре есть ряд упоминаний о таком обычае. В одной песне ведьма грозит молодцу: «из буйной головы ендову солью», в другой – описывается, как она выполнила эту угрозу и похваляется – «из милого пью»! Записавший эту последнюю песню славянофил А.С. Хомяков справедливо сравнивал ее с мифами о сотворении мира из частей человеческого тела и древнейшими культами, вроде культа Черной Матери Кали в Индии.

Наконец, есть сказка, в которой главный герой, не слишком оригинально названный Иваном, как бы берет реванш. Угодив в подземное царство к слепому богатырю Тарху Тараховичу, он пасет его скот. Богатырь запрещает Ивану ходить на некий луг – туда летают девять молодых ведьм, дочерей Яги, и могут ослепить попавшегося им – как ослепили в свое время его. Как всякий сказочный герой, Иван немедленно нарушает запрет и, когда девять Ягишен прилетают на заповедный луг, вступает с ними в схватку, убивает, делает из голов «чашки» и преподносит слепцу Тарху.

На основании всего сказанного, я думаю, стоит отнестись к мотиву черепа-чаши в русских былинах с полной серьезностью. Получается, однако же, удивительная вещь, читатель, – два былинных богатыря, из которых один носит прозвище Поповича, а другой, как говорилось, канонизирован русской православной церковью, совершают, по сути, человеческие жертвоприношения и делают чаши из вражьих черепов! И как тут не вспомнить оброненную Федором Буслаевым фразу о святотатственных с точки зрения православия «поступках» Ильи Муравленина?!

Вряд ли такие обычаи могли сохраняться в дружинной среде, быт и нравы которой отражают былины, после крещения. Именно эта среда стала носителем и проводником новой веры на Руси. Многие языческие по происхождению обычаи бытовали в ней и после принятия христианства, но определенно не в столь крайних формах. Так что былины, содержащие мотив черепа-трофея, не могли сложиться после Х века. То же можно сказать и про следующий былинный мотив – ритуальные самоубийства.