Лето для тебя - Кейт Ноубл Страница 23

Два дня дождя, вынужденного сидения дома и созерцания стремительно пустеющей корзинки, которую так кстати принесла леди Джейн, не могли не вызвать легкого раздражения. А потому, проснувшись утром и увидев голубое небо и яркое солнце, Берн с восторгом нырнул в озеро. Пожалуй, впервые он даже не поморщился от обжигающего холода и боли в ноге, а позволил себе сполна насладиться свободой, свежим воздухом и движением.

Он чувствовал блаженный, вдохновляющий прилив сил, и, выйдя из воды, собрался было прокатиться, однако вовремя вспомнил, что Доббс с утра пораньше взял экипаж и отправился в Рестон, чтобы пополнить продовольственные запасы. Ну и, конечно, заодно встретиться с закадычным другом, Большим Джимом, и пропустить пинту-другую. Оставалось лишь надеяться, что пиво не сотрет у Доббса из памяти основную цель поездки. Ну а ожидать слугу в родные пенаты следовало не раньше вечера.

Сидеть дома в прекрасную погоду — сущее наказание. Оставалось одно: отправиться на прогулку. Берн надел удобные просторные брюки, рубашку и куртку — костюм, в котором он походил скорее на северного сельского жителя, чем на военного с сомнительным прошлым, о котором хотелось поскорее забыть.

Заметно прихрамывая, Берн подошел к двери и привычным жестом дотянулся до трости с серебряным набалдашником (аксессуар, плохо гармонирующий с обликом крестьянина, однако совершенно необходимый). Взгляд упал на почти пустую корзинку, из которой уже исчезли все булочки и почти все банки. Скорость употребления гостинцев свидетельствовала как о кулинарном мастерстве обитателей Коттеджа, так и об их с Доббсом беспомощности.

Берн до сих пор удивлялся появлению возле своего дома леди Джейн: она так же плохо соответствовала обстановке, как посеребренная трость — простецкой одежде.

Что же подумала о нем мисс Каммингс? Он и сам знал, что изменился: стал сильнее, крепче, но в то же время осторожнее и осмотрительнее.

Но и она тоже изменилась. В Лондоне выглядела истинной столичной жительницей, воплощением великосветского стиля и достоинства. Берн отлично помнил их первую встречу.

Дело было несколько месяцев назад, на скачках в поместье лорда Гемпшира, куда его затащил старший брат. Маркус подозревал (как оказалось, вполне обоснованно), что злоумышленник, с которым уже пришлось столкнуться во время боевых действий, добрался до Лондона. Преодолевая внутреннее сопротивление, Берн неохотно согласился участвовать в операции.

В то время он очень плохо себя чувствовал. Нога отчаянно болела, и хотелось лишь одного: уступить слабости, лечь и не двигаться. Надо признаться, нередко слабость побеждала. Но в тот день сражаться с малодушием пришлось особенно упорно: несколько долгих часов в экипаже в обществе поглощенного собственными мыслями брата оказались серьезным испытанием. А если учесть, что до этого пришлось провести в дороге несколько дней кряду… что и говорить, толку от него было не много.

Ставшие традиционными скачки лорда Гемпшира представляли собой пышное великосветское увеселение и продолжались в течение всего уик-энда. Берн помнил, что постепенно втянулся в праздничную рутину и переживал минуту за минутой, час за часом, принимая обстоятельства как неизбежные, а условия — как необходимые.

Он наблюдал за заездами словно во сне. Лошади проносились по овальному ипподрому, созданному хозяином на своих обширных угодьях. После ссоры с Маркусом настроение оставалось мрачным.

Больше всего на свете хотелось забыться. Вчера вечером удалось устоять против искушения принять хотя бы несколько капель из драгоценной бутылочки с настойкой опия, которую он на всякий случай прихватил с собой. Берн понимал, что нельзя использовать сильнодействующее средство, руководствуясь собственной прихотью. Уступить желанию означало бы сорваться и свести на нет упорные усилия: он не касался опия с тех пор как приехал в Лондон.

И все же усталость брала свое. Надо было внимательно смотреть по сторонам, чтобы не пропустить ничего подозрительного. Именно этим он занимался во время войны, так что постоянная слежка успела превратиться в привычку. Но сейчас солнце пекло немилосердно, стирая все мысли, кроме одной: поскорее куда-нибудь спрятаться и притаиться. Вокруг стоял невообразимый шум: толпа кричала, подбадривая любимцев и возмущаясь нахальством выскочек, сумевших обойти корифеев. А Берн мечтал о нескольких минутах тишины и покоя, хотя бы о коротком отдыхе. На миг прикрыл глаза, но темнота не принесла облегчения. Снова посмотрел вокруг и увидел молодую леди, которая неторопливо прогуливалась в обществе представительного пожилого джентльмена.

Его поразили ярко-рыжие волосы. Никакие иные описания не годились: каштановые, светло-русые — все эти скучные, стертые названия не соответствовали действительности. Пышные ярко-рыжие локоны ослепительно сияли. Леди, конечно, надела шляпку — безжалостно яркое солнце диктовало свои условия, — но изящное маленькое произведение столичной модистки не могло скрыть ни впечатляющего объема, ни потрясающего цвета прически.

Однако самое пристальное внимание привлекли не волосы, не стильный наряд, не спутник, которого сказочная особа держала под руку. И даже не красота, отрицать которую не взялся бы даже завзятый скептик. Красивых женщин Берн видел и раньше. Да что далеко ходить: на празднике собралось несколько дюжин ярких красавиц.

Нет, взгляд почему-то остановился на печально опущенных уголках губ. Даже на расстоянии под безукоризненной внешностью читалось напряжение: осанка могла бы выглядеть чуть свободнее, а глазам не помешало бы смотреть на мир немного жизнерадостнее. Совсем молодая, не старше девятнадцати лет, незнакомка, несомненно, принадлежала к богатому и знатному семейству. Что же могло так опечалить красавицу? Должно быть, какая-нибудь сердечная неурядица, не больше.

Едва прекрасное видение скрылось в толпе, мысли вернулись к потребностям, с которыми Берн упорно и не всегда успешно боролся. Но странное дело: порочные нужды немного отступили и ослабили хватку. Значит, сегодня можно было поздравить себя с победой.

Скачки продолжались, и за первой встречей последовало еще несколько; правда, потом удалось выяснить имя экзотической особы, и открытие отозвалось в душе болью: леди Джейн, одна из самых известных светских дам. Утонченная, прекрасно воспитанная дочь герцога, общепризнанная звезда бомонда. Кто бы мог подумать, что всего лишь месяц спустя она, подобно героине немецкой сказки, прибежит по лесной тропинке с плетеной корзинкой в руке? Метаморфоза почти непостижимая.

Хотя… некоторое напряжение в выражении лица и фигуре ощущалось и сейчас. Налет печали не только не исчез, но, пожалуй, стал еще более очевидным. Пропал он лишь в то мгновение, когда в воздухе разнесся аромат жасминового чая (конечно, если не считать шока в момент встречи, когда хозяин дома стоял по пояс в воде).

Поэтому Берн и решил послать чай мисс Каммингс.

Неужели только поэтому? А разве не потому, что надеялся на новое посещение? — язвительно поинтересовался внутренний голос; этот вредный скептик не упускал случая подчеркнуть, какой тихой и одинокой сделал свою жизнь мистер Уорт. Нет, решительно возразил Берн. В таком случае банку как раз следовало оставить себе, ведь леди могла бы повторить визит в расчете на угощение.