Открытие природы - Андреа Вульф Страница 23
Открытие природы - Андреа Вульф читать онлайн бесплатно
Гумбольдт отвернулся от сосредоточенного на человеке подхода к природе, господствовавшего тысячелетиями – от Аристотеля, писавшего, что «природа создала все специально ради человека» {346}, до ботаника Карла Линнея, повторявшего те же самые убеждения по прошествии более 2000 лет, в 1749 г., настаивая, что «все сотворено для блага человека» {347}. Долго считалось, что Господь отдал природу под управление человека. Разве не сказано в Библии, что человеку надлежит «плодиться и размножаться, и наполнять землю, и обладать ею, и владычествовать над рыбами морскими и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле»? {348} В XVII в. британский философ Фрэнсис Бэкон провозгласил, что «мир создан для человека» {349}, в то время как Рене Декарт утверждал, что животные – по сути, автоматы, возможно сложные, но неразумные, и потому стоят ниже людей. Люди, писал Декарт, – «господа и обладатели природы» {350}.
В XVIII в. в западной мысли преобладало представление о совершенстве природы. Считалось, что человечество улучшит ее окультуриванием, слово «улучшение» звучало как заклинание. Упорядоченные поля, прореженные леса и чистенькие деревни превращали первобытную дикость в приятные взгляду продуктивные ландшафты. Девственные леса Нового Света были, наоборот, «глухой чащей», подлежавшей покорению {351}. Хаос требовал упорядочения, зло – преобразования в добро. В 1748 г. французский мыслитель Монтескье написал, что человечество «сделало землю более подходящей для проживания», заселив ее трудом собственных рук, при помощи своих орудий труда {352}. Сады, ломящиеся от плодов, аккуратные огороды и луга с пасущимся скотом представлялись в те времена идеалом природы {353}. Это был образец, надолго утвердившийся в западном мире. Почти через столетие после формулировок Монтескье, в 1833 г., французский историк Алексис де Токвиль, во время посещения Соединенных Штатов, подумал, что именно «идея подрыва» – тесак человека в американской глуши – придает пейзажу его «трогательную прелесть» {354}.
Некоторые североамериканские мыслители высказывались даже в том смысле, что после прибытия первых поселенцев сам климат поменялся к лучшему. Срубание каждого дерева в непроходимом лесу, утверждали они, делает воздух здоровее и пригоднее для дыхания. Отсутствие доказательств не смущало их и не мешало пропагандировать свои теории. Например, Хью Вильямсон, врач и политик из Северной Каролины, напечатал в 1770 г. статью, в которой восхвалял сведение больших участков леса, шедшее, по его уверениям, на благо климату {355}. Некоторые считали, что вырубка лесов усилит ветры, которые станут разносить по стране более здоровый воздух. Всего за шесть лет до того, как Гумбольдт побывал на озере Валенсия, один американец предлагал валить лес в глубине континента, чтобы осушать болота вдоль океанского побережья {356}. Немногочисленные тревожные голоса не были слышны, несогласие выражалось разве что в частной переписке и в разговорах. В целом большинство соглашалось, что «покорение дикой природы» было «фундаментом будущих выгод» {357}.
Больше всего, видимо, постарался ради распространения этого взгляда французский натуралист Жорж Луи Леклерк, граф де Бюффон. В середине XVIII в. Бюффон изображал первозданный лес как жуткое место, полное гниющих древесных стволов, разлагающейся листвы, растений-паразитов, смердящих стоячих водоемов и ядовитых насекомых {358}. Дикая природа, учил Бюффон, давно не та, какой была некогда. Он умер за год до Французской революции, но его представления о Новом Свете преобладали еще долго. Красота уравнивалась с пользой, каждый акр [1 акр = 4046,86 м²], отнятый у чащи, объявлялся победой цивилизованного человека над дикой природой. «Красивой» Бюффон называл только «окультуренную природу» {359}.
Однако Гумбольдт предупреждал, что человечеству необходимо понять, как работают силы природы, как связаны все эти разнообразные нити. Люди не могут просто менять естественный мир по своей воле и к своей выгоде. «Человек способен только воздействовать на природу и использовать ее силы в своих целях» {360}. Позднее Гумбольдт исправил окончание этой фразы: «…понимая ее законы». Человечество, предупреждал он, обладает силой и властью уничтожать окружающую среду, и последствия могут быть катастрофическими {361}.
После трех недель напряженных исследований на озере Валенсия и в окружающей его долине Гумбольдт завершил свои наблюдения. Пора было двигаться дальше на юг, к Ориноко, но для этого предстояло пересечь льяносы. 10 марта 1800 г., почти ровно через месяц после отъезда из Каракаса, Гумбольдт и его маленький отряд ступили на открытую всем ветрам бугристую равнину – льянос {362}.
Под ногами скрипела пыль. Равнины тянулись до горизонта, качавшегося от зноя. Они видели клочки сухой травы и пальмы, но редко. Земля от неумолимого солнца превратилась в потрескавшуюся твердую корку. Гумбольдт измерил температуру верхнего слоя почвы: 50 °C. Оставив слева позади густонаселенную долину Арагуа, Гумбольдт вдруг ощутил себя «погруженным в бескрайнюю глушь» {363}. Несколько дней воздух был так неподвижен, что он записал в дневнике: «Все кажется застывшим» {364}. В небе не было ни облачка, приходилось, ковыляя по твердой земле, засовывать в шляпы листву, спасаясь от испепеляющего солнца. На Гумбольдте были свободные широкие штаны, жилет и простая льняная рубаха. Для более прохладной погоды у него был в запасе плащ, шею он всегда повязывал мягким белым платком {365}. Он выбрал самую удобную европейскую одежду, доступную в то время (тонкую и легко стирающуюся), но, будучи одетым таким образом, все равно находил ее нестерпимо жаркой.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments