Эпоха Михаила Федоровича Романова - Дмитрий Иловайский Страница 22

Отдохнув с неделю в Вязьме Шеин 20 октября двинулся к Дорогобужу, опять по великим грязям; особенно трудно было везти наряд; поэтому половину из сотни коротких немецких пищалей он оставил в Вязьме у воеводы Мирона Вельяминова, а другую половину роздал в солдатские полки; голландские пушки и верховые (мортиры) он также взял с собою.

Первый военный успех, порадовавший государей, достался на долю калужского воеводы Богдана Нагово. Посланный им отряд под начальством князя Ивана Гагарина приступил к Серпейску, и через два дня, 12 октября, город сдался. Затем пришло радостное известие и от Шеина; посланный им вперед себя русско-немецкий отряд под начальством Федора Сухотина и полковника Лесли взял 18 октября Дорогобуж, причем захвачено несколько десятков пушек с значительными запасами боевых снарядов и провианта. После того в Москву один за другим стали пригонять гонцы от разных воевод с сеунчом или вестию, что «Божиею милостию, а его государевым счастьем» такой-то город взят. Отрядом из войска Прозоровского взята крепость Белая; а севские воеводы (в декабре) взяли Новгород-Северский. Постепенно, в течение ноября и декабря, в руки московских передовых отрядов перешли: Невель, Рославль, Стародуб, Почеп, Себеж, Трубчевск, Сурож и некоторые другие. Государь в награду воеводам прислал золотые и велел спросить их о здоровье. Таким образом начало военных действий казалось очень удачным и возбудило в Москве большие надежды. Занятые неприятелем области были почти очищены, а взятые города снабжены московскими гарнизонами, которые воспользовались найденными в них боевыми и продовольственными запасами. Но главная задача похода — отвоевание Смоленска — была еще впереди. Шеин и Измайлов получили приказ спешить к этому городу вслед за взятием Дорогобужа. Ввиду некоторых возникавших пререканий между второстепенными начальниками по поводу местнических счетов царь (указом 3 ноября) велел объявить, чтобы «пока служба минется с королем литовским, быть у государевых дел всем без мест».

Осаждаемое постоянными требованиями Шеина московское правительство продолжало усиленные меры по сбору денежной казны, продовольствия и снаряжения обозов. Так, 11 ноября в Столовой палате было заседание Земского Собора, который подтвердил еще прежде проектированные сборы: добровольный с духовенства, монастырей, бояр и приказных людей, а также обязательный, пятую деньгу, с гостей и торговых классов вообще. Назначенные для того сборщики должны были доставлять деньги в Москву, в особо учрежденный «Приказ Сборных запросных и пятинных денег», во главе которого поставлены боярин князь Д.М. Пожарский и чудовский архимандрит Левкий с дьяками Коншиным и Степановым. Учрежден был также род особой комиссии для сбора хлебных и мясных запасов, которая поручена князю Ив. Мих. Барятинскому, Ив. Огареву и дьяку Евсееву.

Несмотря на побуждения из Москвы, Шеин сумел-таки промедлить в Дорогобуже около двух месяцев, докучая государям постоянными жалобами на недостаточную доставку денег и провианта; а наконец стал жаловаться на побеги ратных людей, которые он же сам и вызвал своею медлительностию, нераспорядительностию и вместе суровостию. Дорогобуж должен был служить опорным пунктом для дальнейших военных действий; здесь устроены склады боевых запасов, провианта и денежной казны; а осадным воеводою назначили Сунгура Соковнина. Шеин только 5 декабря, т. е. уже зимою, двинулся отсюда к Смоленску, отправив вперед себя Измайлова, Фандама и Лесли. Итак, со времени своего выступления из Москвы русский главнокомандующий употребил четыре месяца, чтобы пройти расстояние в 384 версты, т. е. чтобы добраться до Смоленска, имея на пути только одно препятствие, крепость Дорогобуж, которая, однако, сдалась так скоро, что нимало не задерживала похода. Он все собирался с силами и все комплектовал свои полки, бессмысленно теряя время и не понимая того, что в Смоленске неприятель меж тем не дремал и с каждым потерянным для русских днем становился, в свою очередь, сильнее и предприимчивее.

Указанные выше сдачи городов московским отрядам вполне оправдали расчеты на смутное состояние Речи Посполитой во время междукоролевья и на сочувствие русского населения в занятых неприятелем областях. На первых порах он оказался совершенно неприготовленным и как бы застигнутым врасплох. Хотя и его лазутчики своевременно доносили ему о московских решениях и приготовлениях, но при существовавшем политическом строе Посполитой Речи ее восточная окраина пока предоставлена была собственным средствам защиты и усмотрению местных властей. Тут главным деятелем выступает едва ли не самый отчаянный враг Москвы, прославившийся в эпоху московского разоренья, пан Александр Гонсевский, занимавший теперь место смоленского воеводы. Прежде всего он попытался выиграть время переговорами. Когда русские передовые отряды перешли рубеж, а Шеин пребывал еще в Вязьме, к нему явился от Гонсевского гонец с грамотою, в которой тот жестоко укорял москвитян в клятвопреступлении — так как они начали войну до истечения перемирия — и требовал объяснений. Шеин ответил ему пространным изложением известных польских неправд. Гонсевский на этот ответ потом прислал свои опровержения, причем в одном только извинялся, в неименовании Михаила Федоровича царем; а в заключение призывал мщение Божие на виновных в нарушении мира. Не достигши ничего переговорами, Гонсевский принялся готовить оборону Смоленска. Как некогда в Москву он ускользнул перед прибытием ополчения Пожарского, так и теперь не сел в осаду и не стал ждать, пока его запрут войска Шеина, а тайком ночью оставил Смоленск, поручив начальство в нем своему товарищу или подвоеводе князю Соколинскому и полковнику Воеводскому. Сам же Гонсевский удалился в Оршу и там деятельно занялся сбором военных людей и всяких запасов, чтобы действовать против москвитян в открытом поле и подкреплять смоленский гарнизон. Этот гарнизон к тому времени с великим усилием удалось ему довести до 1200–1500 человек, гайдуков, казаков, гусар и наемных немцев, число все еще недостаточное для обороны такой обширной крепости; а тысячи две вооруженных смоленских посадских людей, помещиков и крестьян представляли не совсем надежных соратников по своему тяготению к Москве. Но все-таки Гонсевский успел приготовить город к обороне и поднять дух гарнизона.

Если бы Шеин хотя одним месяцем упредил свое прибытие, то город, имевший менее 1000 человек настоящих ратных людей и еще неисправленные укрепления, едва ли мог бы оказать серьезное сопротивление. Да и теперь еще можно было попытаться им овладеть посредством дружного и решительного удара, с вероятностию на успех. Но не таков был Шеин.