Коммунизм своими руками. Образ аграрных коммун в Советской России - Доминик Дюран Страница 22

С 30-х и приблизительно до конца 50-х годов имеет место как бы разрыв в общинной проблематике. С одной стороны, это связано с тем, что в это время СССР стал одним сплошным общинным экспериментом (экономические и культурные смыслы которого, впрочем, недостаточно прояснены), внутри которого практически отсутствовал простор для каких-либо альтернативных общинных поисков и несанкционированного свыше социального творчества. С другой стороны, советское общество оставалось вполне традиционным для того, чтобы при желании индивид мог найти свою «теплую» нишу «Gemeinschaft» (подавляющее большинство населения по-прежнему жило в деревне, с 30-х годов советская идеология активно поддерживала семейные ценности, а в 40-е годы многие противоречия были сняты волной патриотизма и оживления религиозности).

Однако потребность в общинном экспериментировании, в общине как утопии сохранилась и периодически давала о себе знать. Модернизационные фобии и ностальгия по традиционализму активизировались в позднем советском обществе неоднократно: например, в конце 50-х годов, в качестве социально-психологических последствий коллективизации и индустриализации, когда в определенных социальных слоях начал иссякать ресурс патриотизма и доверия системе, накопленный за годы Великой Отечественной войны, и позднее, в 70—80-е годы, когда в связи с пугающими темпами научно-технического прогресса возникло новое мироощущение, усложненное психологической реакцией на бюрократизацию советского социума. Общей тенденцией позднего советского периода был рост неформальных отношений в малых группах на фоне деградация советской системы «коллективизма». ^[197] Наиболее яркими образцами прорыва за рамки официального коллективистского дискурса и санкционированной сверху практики были творчество писателей-деревенщиков и коммунарское движение.

Еще в первых подпольных молодежных кружках, быстро обнаруженных и разгромленных советской властью, реальный социализм осмысливался как неистинный, бюрократический или даже буржуазный. Его альтернативой для нескольких поколений советской интеллигенции стала в том числе и почвенническая идея, вновь пробудившая интерес к традициям, деревне, крестьянству, общине. Направлением, во многом опиравшимся на российскую консервативно-романтическую традицию, стало движение русских националистов и, в более широком смысле, возрождение национально-патриотической риторики в советских государственном, общественном и академическом дискурсах. ^[198] В какой-то степени отражением все той же тенденции сближения социалистический идеи и романтического консерватизма являлись попытки русских националистов бороться с вестернизацией советской молодежи, их небезуспешное стремление в 60—70-е гг. оказать влияние на партийно-государственный аппарат СССР: «последовательно адаптируя традиционализм к современным условиям, она [русская партия] начала с советского “красного” патриотизма, ксенофобски относящегося ко всему, что связано с западной (“буржуазной”) культурой, а закончила пропагандой ценностей русской деревни начала века и идеологии славянофилов века XIX». ^[199]

. В 70-е годы идеи альтернативного социализма и почвеннической соборности нашли своих сторонников в лице писателем-«деревенщиков» с их тоской по погибающему миру традиционной русской деревни и попыткой постановки экологических проблем. Деревенщики актуализировали антагонизм враждебного, холодного и безликого города и теплой деревни, индустриальных и традиционных ценностей. Русские националисты популяризовали «деревенщиков» и издавали их произведения в подконтрольных им журналах и издательствах, значительная часть писателей после общения с националистами проникалась их идеями. ^[200]

«Деревенская» тенденция была ярко выраженной не только в художественной литературе, по и в тематике и общем пафосе общественных наук, в частности, в литературоведении, этнографии и истории. После почти тридцатилетнего перерыва исследователи вернулись к изучению истории русского крестьянства и крестьянской общины. Вопреки постулатам марксизма-ленинизма, община в этот период представлялась им как демократический институт самоуправления, в противовес государственным бюрократическим структурам, и казалась «загадочным» институтом, в пей «находили привлекательные черты, утраченные современным обществом. Общину противопоставляли господствующему бюрократическому монстру». ^[201] К историографическим дискуссиям с большим интересом подключилась общественность.

Общинная проблематика казалась необыкновенно актуальной. Например, в 70-е годы уже цитированный здесь Н. И. Пруцков писал в своей научной работе: «Патриархальный мир вовсе не являлся чем-то однородным в социальном и идейно-нравственном смысле — только консервативным, только умирающим и противостоящим во всем прогрессу. Его собственная социальная структура, как и структура его идеологических и художественных эквивалентов, крайне сложна. Он выработал не только отрицательные качества, не только то, что становилось пережитками или предрассудками и что вступало в конфликт с поступательным ходом истории, но и то, что имело свое будущее, что стало играть положительную роль в движении человечества от капитализма к социализму, что откристаллизовалось как весьма ценная, жизненно необходимая национальная традиция, как золотой фонд культуры, что вошло в сокровищницу подлинно общечеловеческой цивилизации (курсив мой. — И. Г.). Речь идет о тех социальных и нравственных ценностях (любовь к земле и природе, к трудовому образу жизни, патриотизм, почтение к делам великих предков, сильно развитое чувство общности, привязанность к “отчему дому” и “семейным узам”, непосредственность отношений, верность лучшим народным обычаям, языку, хранению положительного национального жизненного опыта и т. п.), которые сложились за многовековую историю и которые безжалостно уничтожались вампиром-капиталом и капиталом-космополитом, но которые на новой основе возрождаются и приобретают положительный смысл в условиях социализма». С точки зрения Пруцкова, «ненаписанные, но обязательные законы народной этики, выстраданные многовековым опытом, входят в моральный кодекс советского общества». ^[202]

Уже позднее, во времена перестройки, «раскрестьянивание» — раскулачивание и коллективизация — осмысливалось частью интеллигенции как цивилизационная катастрофа, «космическая драма крушения целого мира», победа современной техники над природой, космосом, историей. ^[203] С утратой крестьянской культуры общественная мысль данного периода связывала духовные, культурные, социальные и экологические проблемы современности, а в крестьянском мире смогла рассмотреть в соответствии с запросом времени «отечественные, реально существовавшие традиции народного экономического и политического самоуправления, народной демократии». ^[204]