24 часа в Древнем Риме - Филипп Матышак Страница 22

Теперь это уже произойти не может. Пока претор ждал появления каких-либо документов или свидетеля, Керинтий ушел со своего поста в толпу, которая собралась вокруг базилики. Сердце Мирии радостно забилось от мысли, что Керинтий углядел ее в толпе и собирался урвать несколько минут, чтобы провести их в ее обществе. Когда она начала продвигаться сквозь толпу навстречу ему, Керинтия перехватила рыжеволосая девушка, одетая в короткое платье длиной до бедра.

Озадаченная Мирия остановилась, не обращая внимания на то, что ее помощник пытается оттянуть ее за локоть. Любые сомнения относительно отношений между Керинтием и девушкой вскоре были развеяны. Керинтий бросил быстрый взгляд на базилику, где претор увлеченно консультировался с каким-то чиновником, а затем, затащив девушку за колонну, поцеловал ее глубоким похотливым поцелуем, который был встречен весьма благосклонно.

Мирия понятия не имела, как долго она стояла там ошеломленная. В конце концов, претор покинул базилику, и ее Керинтий, обняв рыжую девушку на прощание, поспешил за своим работодателем. В этот момент почти ослепленная слезами Мирия сбежала с места предательства, по пути наткнувшись на юриста.

Ее дом находится на перекрестке дороги, ведущей от моста Эмилия, недалеко от Портика Октавии, где проходило слушание. Поэтому у Мирии заняло всего пару минут добежать до дома, пронестись мимо испуганного привратника и вбежать в свою комнату. Там она бросилась лицом вниз на свою кровать и теперь горестно плакала в подушку. Через несколько минут у двери послышалось дыхание: это слуга решил проверить Мирию, а затем мудро оставил ее одну.

Через некоторое время Мирия успокаивается. Она уверена, что прекращение ее отношений с этой лживой свиньей – решенный вопрос. Ее слуга был прав, когда говорил, что она, дочь богатого торговца, слишком хороша для простого клерка. И что он, не обращая внимания на риск, который она принимала, или тот факт, что она так охотно проигнорировала их разницу в статусе, тем не менее не уважал ее, а это ранит почти так же, как предательство. Теперь она знает, что больше никогда его не увидит. Он будет ожидать, в течение дня получит письмо от Мирии через ее слугу. Хорошо, пусть это сообщение будет настолько обидным, насколько возможно: все же нужно показать Керинтию, что она не какая-то уличная блудница, а настоящая леди, которую он потерял.

Первое дело твое, новобранец Венериной рати, — Встретить желанный предмет, выбрать, кого полюбить. Дело второе – добиться любви у той, кого выбрал; Третье – надолго суметь эту любовь уберечь. Вот уроки мои, вот нашего поприща меты — /Г ним колесницу помчу, быстро пустив колесо. Будь уверен в одном: нет женщин, недоступных! Ты только сеть распахни – каждая будет твоей! Смолкнут скорее весной соловьи, а летом – цикады, А меналийские псы зайцев пугаться начнут, Нежели женщина станет противиться ласке мужчины.

Овидий, Ars amatoria («Наука любви»)

К счастью, – естественно, без ведома Керинтия – Сульпиция будет ее помощником, поскольку именно она была источником всех любовных писем, которые девушка посылала ранее. Сульпиция уже давно мертва, но самое ценное достояние Мирин – копия «Элегии» Тибулла и Проперция, в которых сохранились ее стихи. Сульпиция жила во времена царствования императора Августа, но она была в возрасте Мирии, когда писала стихи.

Девушка в греческом хитоне за игрой в бабки. Сейчас в Британском музее в Лондоне

Шестнадцать лет – достаточно поздно для римской аристократки, чтобы выйти замуж (многие из них выходят замуж в возрасте тринадцати или четырнадцати лет), но дочь купца, как Мирия, может выйти замуж и позже, например в возрасте восемнадцати лет. Обе девочки познали темное возбуждение запрещенной романтики и разочарование старшим поколением, которое пыталось контролировать каждое их движение.

Романтика (с точки зрения родителей)

Ты просишь, чтобы я присмотрел мужа для дочери твоего брата… Долго пришлось бы искать такого, если бы не было человека, словно предназначенного для этого жребия, а именно Миниция Ацилиана… У него благородное румяное лицо, и он часто краснеет; врожденная красота во всей фигуре и осанка сенатора. По-моему, никак не следует считать это мелочью: это как бы награда девушкам за их целомудрие. Не знаю, добавлять ли, что отец его – человек очень состоятельный. Когда я представляю семью, в которую собираюсь ввести зятя, то думаю, что о его средствах говорить не стоит; когда думаю о наших нравах и законах, считающих, что прежде всего надо учитывать состояние, то, представляется мне, следует обходить и этот пункт, тем более что, думая о потомстве, и потомстве многочисленном, следует при выборе партии принимать и это в расчет.

Плиний, Письма Юнию Маврику, 1, 14

Hie апгтит sensusque meos abducta relinquo, arbitrio quamvis non sinis esse meol («Он знает, как я отношусь к этому похищению, но игнорирую волю моего сердца!») Когда Мирия прочитала этот горький протест о том, как девушку забрали из Рима в день ее рождения далеко от ее возлюбленного, она сразу же отождествила себя с девушкой, которая, как и она, ограничена в том, куда она может или не может пойти и кого она может или не может видеть.

Ее щеки вспыхивают жарким румянцем, когда она вспоминает последнее письмо к Керинтию, полностью скопированное с письма Сульпиции. Не так уж это нечестно, на самом деле. Просто Сульпиция смогла сказать лучше, чем она сама могла бы:

Мой свет, быть может, ты меня не любишь Так, как я думала еще недавно. Если когда-либо в моей молодой жизни, Я и совершала глупости, как, например, оставить тебя одного — Знай, что это было сделано лишь затем, Чтобы скрыть мою горячую похоть.

Сульпиция, 6

Следующее письмо, которое Мирия планировала отправить, – как только дела ее отца вынудят его уехать из Рима, а ее возмущенного слугу можно будет убедить посмотреть в другую сторону, – было списано с первого стихотворения Сульпиции:

Венера сохранила свои обещания И принесла мою любовь к моему сердцу. Пусть откроется моя история счастья Тем, кто чувствует, что я упускаю свою долю. Я должна передать это письмо кому-то, Кто коснется его, прежде чем он сделает сам? Но есть еще один позор, Когда вы приспосабливаете свое лицо к своей репутации. Так пусть это будет сказано всем…

Несмотря на слезы, катящиеся по лицу, Мирия повторяет про себя строчку стихотворения, которую запомнила крепко: cum digno, digna fuisse ferar – «С достойным мужчиной я была достойной женщиной».