Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи - Ал. Алтаев Страница 22

Когда последняя птица была выпущена, Моро заговорил с Леонардо о каналах:

– Я боюсь ливней, Леонардо, – сказал он с заботливостью хорошего хозяина, – ведь уже сколько дней шел дождь и сегодня черные тучи висят над землей.

– Я уже предлагал вашей светлости устроить такие пушки, которые могли бы метать разрывные снаряды в облака…

– Тогда я боюсь засухи, Леонардо, – возразил Лодовико.

– От засухи спасают каналы… Но ваша светлость так часто отвергает мои планы, боясь крупных затрат. Ваша светлость уже изволили отклонить мой план верхнего и нижнего города, а ведь это была недурная мысль создать города, которые сразу бы положили конец этой скученной жизни людей. Ведь теперь люди, подобно овцам, жмутся друг к другу, наполняя все смрадом и распространяя зародыши чумы и смерти. Надо было создать каналы с громадными шлюзами, чтобы по ним можно было подплывать на лодках к погребам, или устроить двойную систему путей верхнего и нижнего города. Нижний город служил бы для складов со съестными припасами, для вьючного скота, а верхний, чистый этаж – для благоустроенных жилищ. А город должен быть расположен у моря или у большой реки, чтобы нечистоты, увлекаемые водой, уносились далеко. Но ваша светлость изволили отвергнуть мой план. Теперь не хороши и каналы?

И он показал рукой на цветущие ломбардские равнины, пересеченные ручейками, серебристыми и прозрачными, как стекло. Роскошная зелень одевала эту благодатную страну до Альп, голубые громады которых вырисовывались на горизонте своими серебряными вершинами. Это был рай, который создал Леонардо, благодаря многочисленным каналам, изрезавшим всю равнину вдоль и поперек.

– Вода в Адде сильно уменьшилась, – сказал Моро.

– Надо устроить побольше фонтанов, – живо возразил Леонардо. – Они будут давать воду, которую впитывала раньше земля; эта вода, не служа больше никому, ни у кого не отнимается, а между тем, благодаря таким скоплениям, она не будет бесполезно теряться и снова послужит человеку.

– Хорошо, – произнес нетерпеливо Лодовико, которого, казалось, уже утомил разговор о каналах, – мы докончим это в другой раз. Ты знаешь, мы готовимся к блестящему празднеству по случаю свадьбы моего племянника. Выдумай-ка для этого празднества что-нибудь поинтереснее, чтобы удивить приезжих гостей и всяких выскочек, думающих перещеголять меня, Моро.

Леонардо вздохнул и ответил Лодовико далеко не весело:

– Я постараюсь исполнить желанье вашей светлости.

Герцог ушел, а художник отправился в мастерскую, к своим ученикам. Здесь на стене висел лист, написанный четким, красивым почерком, в заглавии которого значилось: «Правила».

Салаино стоял рядом с красивым юным Бель трафио перед листом и, казалось, хотел выучить наизусть наставления учителя.

«Если все кажется легким, – читал вслух Бель трафио, – это безошибочно доказывает, что работник весьма мало искусен и что работа выше его разумения.

Суждения врагов приносят более пользы, чем восторженные похвалы друзей. Друзья только покрывают позолотой наши недостатки!»

– Я не совсем с этим согласен, – сказал детским тоном Салаино. – Неужели, Джованни, ты думаешь, что суждения хотя бы настоятеля монастыря, где учитель пишет свою «Тайную вечерю», больше значат, чем наши похвалы?

Бельтрафио засмеялся детскому замечанию Салаино и продолжал читать:

«Люди, предающиеся быстрой, легкой практике, не изучив достаточно теории, подобны морякам, пускающимся на судне, не имеющем ни руля, ни компаса.

Художник, рабски подражающий другому художнику, закрывает дверь для истины, потому что его призвание не в том, чтобы умножать дела других людей, а в том, чтобы умножать дела природы.

В ночной тиши старайтесь вспоминать то, что вы изучили. Рисуйте умственно контуры фигур, которые вы наблюдали в течение дня. Где мысль не работает вместе с рукой, там нет художника».

– Я еще прибавлю, – сказал Леонардо, внезапно прерывая чтение своих любимых учеников, – и особенно прошу запомнить это тебя, Андреа, – ты ведь у меня имеешь особенное пристрастие к внешнему блеску: не ссылайся на свою бедность как на оправданье того, что ты не успел достаточно выучиться и стать умелым художником. Изучение искусства питает не только душу, но и тело. Сколько раз бывало, что философы, рожденные в роскоши, добровольно отказывались от нее, чтобы не отвлекаться от своей цели.

Рисунок Леонардо да Винчи

Он подошел к мольберту Салаино. Андреа восторженно посмотрел на учителя; он боготворил Леонардо, как и все, кто его близко знал.

– Чудесно, – сказал Леонардо, – видно, что ты над этим поработал. Но только смотри, не надо чересчур много работать. Весьма полезно иногда оставлять работу и несколько развлечься. После перерыва ум становится свободнее. Чрезмерное прилежание и излишняя усидчивость отягощают ум, порождая бессонницу. И ты ко мне, Марко?

Он обращался к некрасивому ученику Марко д’Оджионе, одному из самых ревностных своих почитателей.

Просмотрев работы молодежи, художник уселся в кресло и задумался. Он думал о предстоящем празднестве по случаю свадьбы несчастного Галеаццо. Что он может изобрести для этих вельмож, пресыщенных всевозможными зрелищами? И пока он раздумывал, у мольбертов кипела жизнь, кипело веселье. Марко рассказывал товарищам о проделках маленького Джакопо, и рот его был битком набит червелатой – белой колбасой из мозгов, а остальные ученики давились от смеха, прожевывая свой скромный завтрак…

Приближалось время свадьбы Галеаццо. Никогда замок не был так великолепно украшен зеленью и иллюминован, как в этот день, и молодая красивая Изабелла не могла налюбоваться на замысловатые триумфальные арки, через которые ее провозили на белом богато убранном коне. Потом был чудный бал…

Леонардо прошел в замок мимо длинных рядов арбалетчиков, телохранителей, закованных в латы, с тяжелыми алебардами… Герольд с двумя трубачами выкликнул громко имя мессера Леонардо, как и имена других гостей. В большом зале столпились богато разодетые кавалеры и дамы. Все ожидали танцев… Музыканты настроили свои инструменты; полилась тихая, медленная, почти печальная музыка, и молодые красавицы со своими кавалерами медленно и плавно задвигались, выступая важно и церемонно, точно павы: тяжелые платья из парчовых и бархатных материй, сплошь осыпанных драгоценными камнями, не допускали быстрых движений.

На сцене давали чудесное представление «Рай», выдумку Леонардо, в которой он, сообразно складу своего ума, соединил воедино науку и фантазию.

Он изобразил небо в виде колоссального планетного круга. Всякая планета была в образе божества, имя которого она носит, описывала свой круг и, появляясь перед молодой невестой, пела стихи, которые сочинил на этот случай мессер Бернардо Беллинчиани.