История Византийской империи. Становление - Федор Успенский Страница 22

Нам трудно следить за внутренними отношениями Константина к христианству и определить время, в которое он пришел к необходимости дать торжество новой вере. По крайней мере, чудесные знамения, указываемые Лактанцием и Евсевием как причина переворота в душе Константина, не совсем убедительно доказывают подобный переворот. Имеем в виду известный рассказ об явлении Константину креста с надписью: τούτω νίκα. В 312 г. Константин пошел в Италию против императора Максенция; силы его были слабы сравнительно с силами врага, он начал отчаиваться в успехе, пришел к мысли о высшей помощи, но колебался, у кого просить заступничества — у богов или у Бога? В этом раздумье он просил у Верховного Существа помочь ему. И вот в полдень на ясном небе Константин и его войска увидели крест с надписью: «Сим побеждай». Чтобы уверить читателя в истине этого рассказа, Евсевий прибавляет: «Мне сам император передавал это и подтвердил клятвой» ^[22]. На следующую ночь Спаситель явился Константину и повелел приготовить знамя с виденным изображением: знамя состояло из водруженного на древке золотого венца с монограммою из начальных букв имени Христа. Приготовленное таким образом знамя впоследствии получило название labarum, этимология которого не поддается объяснениям.

Таков рассказ Евсевия о том, как Константин обращен был к христианству. Не говоря уже о том, что возникает некоторое сомнение даже при чтении Евсевия, который ссылается на подтвержденное клятвою сообщение Константином такого факта, который могло засвидетельствовать все его войско; сомнение усиливается, если сравнить с приведенным рассказом свидетельство Лактанция. В 44 гл. кн. de mortibus persecutorum, сказав о прибытии Константина под стены Рима, Лактанций продолжает: наступал день восшествия на престол Максенция, и вот Константин во сне получил приказание сделать божественное изображение на щитах своих воинов. Он сделал, как было заповедано, приказав изобразить божественный знак на щитах воинов с главою поверх него. Из сопоставления этих свидетельств видим, во-первых, что они разноречат в показаниях о времени чудесного знамения: по Евсевию, видение было перед войною, вообще в неопределенный период, по Лактанцию — накануне решительной битвы у Мильвийского моста; во-вторых, по Евсевию, было заповедано приготовить новое военное знамя, по Лактанцию — новое изображение на щитах. Лактанциев рассказ еще и тем подозрителен, что не было возможности так скоро приготовить щиты, чтобы с ними на другой день вступить в сражение.

Допуская действительность видения, которое подтверждается еще третьим современным свидетельством ^[23], на основании которого Константин сделал распоряжение об изменении в военном знамени или щитах, тем не менее трудно видеть здесь прямое отношение к христианству. Уже одно то, что Евсевий умалчивает об этом в «Церковной истории», изданной в 326 г., подает повод думать, что тогда еще не считали возможным относить торжество христианства к 312 г.; два панегирика, сказанные по случаю победы над Максенцием, также не упоминают о христианстве Константина.

В память победы над Максенцием Константин воздвиг в Риме статую, на которой он представлен был с знаменем в руке. Хотя в известии Евсевия по этому поводу ясно намекается, будто вера в божественную помощь Христа побудила Константина изобразить на статуе знамение креста, однако ни в подписи на этой статуе, ни в надписи на триумфальной арке нельзя видеть никакого отношения к кресту, на котором пострадал Христос. Собственно, мы не знаем, когда была окончена эта статуя, когда сделана на ней надпись, — во всяком случае не в 312 г.; но нельзя не сравнить с нею ту надпись, которая сделана была на триумфальной арке не ранее, однако же, 316 г., к празднованию десятилетия Константина на римском престоле; она начинается словами «Instinctu divinitatis», в чем уже никак нет указания на Христа. Поэтому, оставляя под сомнением все вышеприведенные случаи, в которых стараются видеть указание на христианскую веру Константина, переходим к Миланскому эдикту веротерпимости, изданному в июне 313 г. Эдикт этот приводят почти сходно Лактанций и Евсевий. Содержание его следующее: «Мы, императоры Константин и Лициний, заботясь о благе и пользе подданных, установили относительно богопочитания, чтобы и христианам, и всем дана была полная свобода жить в той вере, в какой кто хочет, чтобы небесное божество было благорасположено к нам и ко всем, которые находятся под властию нашей… Определяем, чтобы христианам возвращены были конфискованные в казну или частным лицам отданные имущества, также чтобы были вновь отданы места их собраний. Частные лица должны быть удовлетворены за это из государственных средств» ^[24].

Вообще в силу этого эдикта христианство объявлено равноправным с язычеством, и уничтожены все Диоклетиановы постановления против христиан. По содержанию близок с этим эдиктом и акт 324 г., когда после победы над Лицинием Константин признал христианство единой истинной верой, а язычество заблуждением, хотя и последнее объявлено терпимым. «Для сохранения мира я постановил, чтобы и те, которые еще остаются в заблуждении язычества, пользовались таким же спокойствием, как и правоверные. Пусть и те, которые удаляются от послушания Богу, пользуются, если хотят, своими посвященными лжи храмами» ^[25]. Константин обращается лишь с увещанием к язычникам, чтобы они приняли христианство, и запрещает поклонение некоторым богам и частные жертвоприношения. В кодексе Феодосиевом можно находить правительственные распоряжения и предписания касательно язычества вплоть до самой смерти Константина (337): из них видим, что язычники имели свои храмы, жрецов, поступали в государственную службу и т. д.

Лучшим свидетельством того, что по отношению к христианству в Константине следует различать государственного мужа от обыкновенного человека, стремящегося по влечению сердца к разрешению религиозной загадки, служит воздвигнутый при нем памятник по случаю политического события первостепенной важности. Мы разумеем триумфальную арку в Риме, воздвигнутую римским сенатом в честь Константина после одержанной им блистательной победы над Максенцием близ Мильвийского моста ^[26].

Этот величественный памятник, наскоро построенный и украшенный частью рельефами из прежних памятников (триумфальная арка Траяна), между прочим, в посвятительной надписи заключает в себе известное выражение «Instinctu divinitatis» вместо личного бога, а над этими словами открыто древнейшее выражение, впоследствии исправленное: «Nutu I. О. М.» (т. е. по внушению Юпитера, величайшего и прекрасного). Что касается украшений триумфальной арки, архитектурных и других художественных подробностей, то ни единой черты христианства в них не найдено. В общем здесь представлены, во-первых, языческие жертвоприношения (медальоны), во-вторых, исторические сцены, относящиеся к царствованию Траяна ^[27].