Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 - Алекс Бухнер Страница 22

Едва мы выходим из одной низины, как по нас открывают огонь с обеих сторон вражеские снайперы. То один, то другой из наших солдат вдруг вскрикивает, падает в снег на колени и прижимает руки к животу. Вскоре снег уже усеян телами умирающих. Минут пять еще можно различить их лица и пряди волос. Проходит еще десять минут — и это уже груды заснеженных мертвых тел, о которые спотыкаются еще живые.

Тем не менее колонна сохраняла известный порядок. В это мгновение мимо хвоста колонны пронеслась волна советских танков, которые своими гусеницами прошлись по замыкающей повозке, раздавив ее погонщика, раненых и лошадей. Нам все же удалось переправить в голову колонны легкораненых и спасти от танков несколько повозок.

Пройдя мимо небольшой рощицы, мы снова спустились в низину. Но едва мы стали подниматься на следующий пригорок, как заметили у себя за спиной несколько сотен всадников, спускающихся по склону расположенного к юго-западу холма. Поднеся к глазам бинокль, я по их форме точно установил, что это были казаки. Они пустились в дикую погоню за нашим арьергардом.

Над нами словно висело какое-то проклятие. Советская пехота вела по нас огонь, русские танки преследовали, а теперь еще и казаки устроили на нас охоту. Когда же, наконец, ну когда же появятся танки деблокирующей группировки, которые должны идти навстречу нам с юго-запада... Мы прошли уже больше десяти километров, а их все не было видно. Мы обречены идти и идти.

В суматохе перестрелок и бросков нам все же удалось вовремя добраться до небольшого леска, через который мы рассчитывали с наступлением темноты выйти близко к Лысянке.

В трехстах метрах от нас на улице Лысянки стволы танковых орудий были все еще развернуты на северо-запад, туда, где находился второй большой участок прорыва. Там тоже осуществлялся массированный прорыв. В течение нескольких часов он оттягивал на себя силы советских танков и пехоты. Это нас и спасло.

Наступала ночь. Крупные хлопья снега, опускаясь, медленно кружили в воздухе. Из глубины степи до нас доносились душераздирающие крики раненых о помощи. Но все эти призывы оставались без ответа...

В то время, пока мы ожидали наступления темноты для атаки, все прорвавшиеся солдаты, нашедшие убежище в нашем леске, были разбиты по воинским званиям. Были задействованы все рода войск, а также многочисленные украинские беженцы (предатели, сотрудничавшие с оккупантами. — Ред.), ушедшие с нами при приближении Красной армии. С самого утра у нас во рту не было ничего, кроме пары горстей снега. Но снег лишь еще больше усиливал нашу жажду. Наших раненых бил озноб. Мы сбились в плотную кучу, чтобы хоть немного их согреть. Но сильнее всего нас изнуряли нетерпение и страх, с которыми мы ожидали окончания этого ужасного дня. Лишь когда вражеские танки на вершине холма и на улице Лысянки не могли более различать нас в темноте, мы смогли покинуть спасительный лесок.

В половине шестого вечера мы в строгом порядке двинулись в путь. С высоты, которая скрывала нас от советских танкистов, с холмов и из низин, которые мы пересекали утром, до нас доносился непрерывный зов о помощи, особенно хорошо слышный в эту морозную ночь... Но мы замкнули свои сердца для этих раздиравших наши души звуков и двигались навстречу нашему освобождению. По узкой тропе мы шли вдоль опушки леса. Ночь светлела. Вся колонна шагала молча, что было удивительно. Ни одного слова не издавали эти 3 тысячи человек, последними из которых шли 632 валлона моей бригады, даже легкий шепот не доносился до моего слуха.

С проводниками во главе колонны мы прошагали два километра по тропе, которая вела нас через такую топь, где грязь доходила нам до колен. Ни один русский нас не заметил.

Мы поднялись по крутому заснеженному склону. С него в свете луны стал виден блеск водного потока. Один за другим мы перебрались через него по скользкому, из хлипких досок, сбитому на скорую руку мосту. Прошли еще метров пятьдесят. И тут внезапно перед нами выросли три темные фигуры в стальных касках. Это был один из передовых дозоров деблокирующей группировки, остановившейся в Лысянке-Северной.

Теперь котел становился для нас ужасным воспоминанием. Мы спаслись, мы в самом деле спасены.

И тут же новое счастье — остаток ночи мы провели в окрестных домишках и хатах. Но все же мы были в непосредственной близости от русских. Но куда же идти среди ночи и сквозь снегопад?

В пять часов утра я проснулся. С усилием протаптывая тропу в свежевыпавшем снегу, пробрался вдоль улицы. Полученный приказ гласил: немедленно оставить Лысянку и двигаться как можно дальше...»

57-я и 88-я дивизии в ночь с 16 на 17 февраля в жестоком бою стойко держали оборону на северной окраине котла, удерживая высоту 192 и прикрывая отход остальных частей и соединений. И весь день 17 февраля они не сходили с места, отбивая все атаки врага. Лишь получив по радио условную фразу, обозначавшую приказ отходить, оба командира дивизий решили, продолжая сдерживать врага, постепенно отходить. Частям этих дивизий удалось, разбившись на отдельные группы, при относительно небольших потерях просочиться сквозь заслоны русских и подойти в полночь с 17 на 18 февраля к восстановленной переправе, которая избавила их от заплыва через ледяной Гнилой Тикич. Вот как описывает это офицер связи 57-й пехотной дивизии: «17 февраля. Промежуток времени между выступлением трех ударных колонн 16 февраля в 23.00 и предусмотренным отходом арьергарда в 5.00 17 февраля был слишком велик и потому оказался роковым. Вплоть до 6.00 приказа к отходу не было, и арьергард продолжал оставаться на месте. Затем оба командира дивизий приняли решение об отходе. Когда части и подразделения дивизии снова собрались на западной окраине Шендеровки, командир одного батальона доложил командиру дивизии, что в составе его батальона осталось 3 офицера и 11 унтер-офицеров и рядовых (из около 860 человек по штату. — Ред.). В это время дивизии прорыва уже довольно долго вели бой за Лысянку. Противник использовал этот промежуток времени для того, чтобы сжать полосу прорыва передовых частей до ширины примерно в 3 километра.

После возобновления наступления прорывающиеся на юго-запад части попали под сильный огонь с обеих сторон. Совершенно невозможно описать картину, которой предстал этот прорыв. Генерал Тровиц был до глубины души потрясен, встретив в перелеске множество телег с ранеными, которых дивизионные медики пытались вывезти из-под удара русских, от которых они не ждали ничего хорошего. В результате из котла было эвакуировано около 250 раненых из состава дивизии. Под непрекращающимся огнем противника ударные группы прорыва понесли значительные потери, они были перегруппированы, и из них образованы новые. В итоге в составе 57-й пехотной дивизии оказалось несколько ударных групп численностью около 50 человек каждая под командованием офицеров этой дивизии различных званий. Из-за обстрела из танковых орудий ударным группам пришлось прорываться на узком участке. В широких деревенских колючих изгородях были проделаны проходы. С наступлением темноты вражеский обстрел прекратился. Ударные группы двинулись мимо застывших на месте русских танков по азимуту 23. На последних километрах им стало несколько проще ориентироваться по горящим хатам Лысянки. Благодаря этому ориентиру они избежали отклонения к юго-востоку и форсирования широко разлившегося Гнилого Тикича, уже поглотившего сотни обессилевших солдат.