Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции - Глеб Сташков Страница 22

Самое удивительное, что Александр III дал согласие на брак. Николаша убедил царя, что отец – Николай Николаевич Старший – не возражает. Об этом прознала Мария Федоровна и «имела горячее объяснение с мужем» ^[129]. Проще говоря, закатила Александру III скандал. Какой, дескать, пример ты подаешь нашим сыновьям. Хочешь, чтобы они тоже на купчихах переженились? В семейных вопросах жена была для Александра III непререкаемым авторитетом. А тут еще отец жениха пошел на попятную: никакого, мол, согласия не давал. Свадьбу отменили.

Но через четыре года – в 1892-м – Александр III снова разрешает брак. Однако на этот раз Николаша, что называется, хватил через край. Подразумевалось, что его купчиха ни на какое особое положение претендовать не станет. Но ей захотелось стать то ли «владычицей морской», то ли великой княгиней. Николаша начал зондировать почву. От такой наглости царь рассвирепел и заявил, что «он в родстве со всеми европейскими дворами, а с Гостиным двором еще не был» ^[130].

Николай Николаевич отступил и выбрал себе более традиционную для великого князя спутницу – актрису. Впрочем, в 1907 году, когда ему перевалило за пятьдесят, Николаша, наконец, обзавелся законной женой – дочерью князя Николая Черногорского Анастасией. Ее сестра Мелица давно уже была замужем за братом Николаши – Петюшей. К «черногоркам» и самому Николаю Николаевичу мы еще не раз вернемся.

Петр Николаевич всегда был лишь бледной тенью старшего брата. Мягкий, застенчивый, он не слишком тянулся к военному делу, хотя дослужился до генерал-инспектора инженерных войск и довольно неплохо проявил себя на этом посту. Петр болел туберкулезом, поэтому подолгу жил за границей. Увлекался живописью и архитектурой. Построил в своем крымском имении Дюльбер настоящую крепость, что в 1918 году спасло жизни чуть ли не половины семейства Романовых.

Самой беспокойной была младшая ветвь – Михайловичи. Они выросли вдали от двора – на Кавказе, где служил наместником их отец. «Мы любили Кавказ и мечтали остаться навсегда в Тифлисе, – вспоминает Александр Михайлович. – Европейская Россия нас не интересовала. Наш узкий кавказский патриотизм заставлял нас смотреть с недоверием и даже с презрением на расшитых золотом посланцев С.-Петербурга. Российский монарх был бы неприятно поражен, если бы узнал, что ежедневно… пятеро его племянников строили на далеком юге планы отделения Кавказа от России».

Увлечение сепаратизмом, конечно, прошло, но «кавказцы», как они себя называли, «всегда говорили то, что думали, и не стеснялись в критических суждениях» ^[131].

Еще в ранней молодости Николай Михайлович поссорился с Николаем Николаевичем. Вроде как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Никто даже не знает, из-за чего. Но с тех пор Николаевичи и Михайловичи враждовали друг с другом.

Старший брат – Николай Михайлович – пожалуй, наиболее талантливый человек из всей императорской фамилии. Но перед ним как великим князем открывались не слишком широкие карьерные перспективы. Можно было выбирать между артиллерией, которой командовал его отец, кавалерией, которой командовал его дядя, и флотом, которым командовал другой дядя. Один из братьев Михайловичей как-то за обедом на невинный вопрос, кем он хочет стать, когда вырастет, дал ответ: «Художником». Последовало молчание, а камер-лакей, подавая мороженое, обошел живописца стороной.

Исключительно одаренный и всесторонне образованный Николай Михайлович стал гренадером, потом – кавалергардом. Как Чаадаев,