Лжедмитрий I - Вячеслав Козляков Страница 22

По этой грамоте заметно, что ее составители стремились подчеркнуть несколько казавшихся им важными обстоятельств. Во-первых, то, что Григорий Отрепьев в Киеве по-прежнему носил одежды монаха и служил церковные службы, — доказав это, можно было смело называть его «расстригой». Во-вторых, то, что «расстриге» оказывал покровительство князь Константин (Василий) Острожский. Это давало повод патриарху Иову напрямую обратиться к нему с грамотой, направленной с Афанасием Пальчиковым. В-третьих, важно было подчеркнуть, что уже в Киеве Григорий Отрепьев стал привлекать к себе запорожских казаков. Для этого использовали рассказ Венедикта, обвинявшего Отрепьева, что тот «учал воровати у запорожских черкасов, в черньцах мясо ести». Венедикт якобы «того страдника вора обличал», донес на него печерскому игумену Елисею и вместе с приданными ему старцами и слугами монастыря пытался изловить Григория Отрепьева у казаков (?!)⁴⁷. А тот, узнав о грозящей опасности, ушел к князю Адаму Вишневецкому.

Впрочем, дорога от Киева до Брагина не была у Лжедмитрия такой прямой и скорой.

В документах, создававшихся во время борьбы с самозванцем, многие детали были не нужны, а скорее всего, просто неизвестны. Еще один короткий рассказ о появлении самозванца вошел в разрядные книги, сообщавшие о начале войны с «расстригой». В них говорилось про то, как царю Борису Годунову стало известно, «что назвался в Литве вор государским именем царевичем Дмитреем Углетцким великого государя царя Ивановым сыном». По розыску выяснили, что это был «рострига Гришка, сын сотника стрелецкого Богдана Отрепьева, постригшие был в Чюдове монастыре в дьяконех». Наряду с этими общеизвестными фактами, разрядная книга упоминала несколько фактов его дальнейшей «биографии». Говорилось о том, что он в 111-м (1602/03) году «зшол на Северу, и збежал за рубеж в Литву и пришол в Печерской монастырь». Обвинения в «воровстве» адресованы были в разрядах и чернецу Мисаилу Повадину, в то время как имя Варлаама Яцкого в них не упомянуто. Дело в том, что в Чудовом монастыре знали только об уходе своих иноков — Григория и Мисаила, а со старцем Варлаамом Отрепьев познакомился вне стен обители. Пока Варлаам Яцкий не возвратился в Москву и не представил свой «Извет» новому царю Василию Шуйскому, его участие в «побеге» оставалось неизвестным.

Из истории Отрепьева в Литве в разрядных книгах приводится один интересовавший всех рассказ о том, как состоялось «открытие» его тайны. Сделал он это будто бы уже в Киево-Печерском монастыре, от игумена которого все дело и стало известно в Литве и дошло до короля Сигизмунда III. «И умысля дьяволскою кознью розболелся до умертвия, — разоблачал Григория Отрепьева автор разрядной книги, — и велел бит челом игумену Печерскому, чтоб ево поновил (исповедовал и причастил. — В. К.), и в духовне сказал: бутто он сын великого государя царя Ивана Васильевича царевич Дмитрей Углетцкой, а ходит бутто выскуске не пострижен, избегаючи, укрываяся от царя Бориса; и он бы игумен после ево смерти про то всем объявил. И после того встал, сказал, бутто полехчело ему. И тот игумен с тех мест учал ево чтит, чаял то правда, и ведомо учинил королю и сонаторем; а тот Розстрига, сложив чорное платье, сшол к Сердомирскому, называючис царевичем»⁴⁸.

Настоящие подробности пребывания Григория Отрепьева в Киеве опять-таки сообщает «Извет» Варлаама (поданный, напомню, бывшим спутником самозванца только в 1606 году). Чернец Григорий не спешил «открывать» свое «царское» происхождение. С его любознательностью и живостью, он, действительно, многое стремился увидеть и понять в чужой стране, порядки в которой разительно отличались от того, что он видел в Московском государстве.

Самым непривычным для православного человека было сосуществование в Речи Посполитой католичества и православия, вплоть до возможности смены веры. Иными были и отношения между магнатами и королем, что было непохоже на привычные отношения между царем и боярами в России. Самозванец был самоуверен, ему казалось, что он везде сможет повторить свои московские успехи и снова обратить на себя внимание князей церкви. Теперь он задумал выслужиться уже у другого, светского «патриарха» православных земель в Литве киевского воеводы князя Константина Острожского.

О челобитной Григория Отрепьева игумену Елисею об отпуске в Острог с укоризной вспоминал Варлаам Яцкий: «И он Гришка похоте ехати к воеводе киевскому ко князю Василию Острожскому». Тем самым Григорий Отрепьев нарушал прежний договор, бывший у чернецов между собою — идти в паломничество к Святым местам. Игумен Елисей Плетенецкий не стал разбираться в счетах московских монахов между собой и дал им примечательный ответ (и урок одновременно), сказав: «Здеся де в Литве земля волная, в коей кто вере хочет, в той и пребывает»⁴⁹.

Варлааму Яцкому пришлось подчиниться Григорию и остаться с ним, потому что игумен Елисей Плетенецкий отправил их в Острог всех вместе: «Четыре де вас пришло, четверо и подите». В этих словах содержится некая загадка. Ведь сам Варлаам Яцкий рассказывал о том, что, когда они уходили из Москвы, их было трое — он, Григорий Отрепьев и Мисаил Повадин. Скорее всего, четвертым оказался «Ивашко вож», но возможна еще одна версия, которая весьма привлекательна для тех, кто склонен увидеть в самозванце настоящего царевича! О четырех монахах, ушедших из Москвы, рассказывалось в «Сказании о царстве царя Феодора Иоанновича» (компилятивном памятнике, созданном в середине XVII века). Двое из них — Григорий Отрепьев и Мисаил Повадин. А двое других — чернец Венедикт и чернец псковского Крипецкого монастыря Леонид. Имена всех четверых названы и в антигодуновских памятниках более раннего времени — «Повести, како отомсти всевидящее око Христос Борису Годунову» и «Повести, како восхити царский престол Борис Годунов» (она представляла собою переработку «Иного сказания»)⁵⁰. Чернецом Венедиктом мог быть тот самый постриженник Троице-Сергиева монастыря, который свидетельствовал на освященном соборе о жизни Отрепьева в Киево-Печерском монастыре. Но этот чернец Венедикт признавался, что «сбежал в Клев из Смоленска», а не из Москвы.

Загадочный чернец Леонид, упоминающийся в «Повести, како отомсти» и «Повести, како восхити», — реальное историческое лицо. Он известен по более поздним актам времени обороны Смоленска при царе Василии Шуйском. Свидетельство «Сказания о царстве царя Феодора Иоанновича» о том, что Григорий Отрепьев поменялся именами со старцем Леонидом, выглядит интригующим: «…повеле зватися чернцу Леониду своим имянем Гришкою, а сам он еретик дерзнул назватися царским имянем»⁵¹. Однако более заслуживает доверия все-таки версия «Иного сказания», автор которого исключил упоминание о монахах Леониде и Венедикте как о спутниках самозванца.

Такова особенность позднейших литературных памятников Смутного времени — ставшие известными детали биографии самозванца включались в рассказ летописей и сказаний о «Росстриге». По сообщению очевидцев, в Путивле в 1605 году какого-то человека заставят изображать Григория Отрепьева, и его можно отождествить с монахом Леонидом⁵². Однако деталей ухода Григория Отрепьева из Москвы до появления «Извета» почти никто не знал. Отсюда и возникающая путаница с именами, обстоятельствами и временем тех или иных событий. Очевидно, что авторы летописей и сказаний пытались убедить своих читателей, что Григорий Отрепьев очень рано отказался от своих монашеских одежд и имени, едва ли не с того самого момента, как ушел из новгород-северского монастыря в Литву.