Воспоминания розы - Консуэло де Сент-Экзюпери Страница 22

* * *

Пино собирался жениться. Пино был нашим другом. Он любил проводить с нами время. Обручившись, Пино решил уехать. Его мать уже все приготовила во Франции: дом, приданое и все такое прочее. Тонио предложил ему:

– Соберем приятелей в нашей огромной квартире и устроим похороны твоей холостяцкой летной жизни.

Пино согласился. Тонио выдал мне половину своего месячного жалованья, чтобы купить шампанское на праздник.

Пино покидал Дакар навсегда. В последнем почтовом рейсе его должен был заменить другой пилот. Но Пино настоял:

– Слушай, дай я слетаю в последний раз.

Пилот уступил ему. Взлет не удался, двигатель забарахлил, и Пино разбился прямо на летном поле… Прощай семья, невеста, приготовленный праздник…

Тонио в тоске глядел на накрытый стол. Он с присущей ему щедростью хотел торжественно проводить друга, навсегда оставлявшего авиацию…

Мы были не богаче остальных пилотов. Наоборот. Мы жили вдвоем на четыре тысячи франков в месяц, других денег у нас не было. Приходилось еще оплачивать квартиру на улице Кастеллан в Париже и апартаменты в Глауи. Пилоты, ютившиеся со своими женами в маленьких каморках, считали это непозволительной роскошью и безумным расточительством. К тому же они никогда не устраивали приемов… Но Тонио нужно было много места, он любил хороший паркет, просторные комнаты, не загроможденные мебелью… Ведь стоило ему дотронуться до вещи, как она тут же ломалась… Даже пианино, на которое он однажды облокотился в гостях у друзей, и то обрушилось. Тонио просто не отдавал себе отчета в своем весе. И в своем великанском росте. Забывшись, он часто стукался лбом о дверцы машин или о притолоки. Этот огромный человек, летавший над песками и морями, не мог зажечь спичку без ущерба для себя. Шведские спички стали для меня источником настоящих страданий. Тонио чиркал ими изо всех сил, чтобы закурить сигарету (зажигалки он обычно терял либо подпаливал ими волосы). Однажды, чиркая спичкой по стеклу, он довольно сильно поранил большой палец. Я плакала, он смеялся… Я безутешно рыдала над кусочками пальца и ногтя, которых теперь не хватало на его прекрасной руке. Тонио считал себя непобедимым, потому что был очень силен – физически и морально. Но он нервничал, когда к нему или к другим относились несправедливо. Однажды в бистро какой-то человек стал оскорблять нас из-за моего пекинеса, которого я нежно любила: Юти был частью нашей жизни. Потягивая перно, Тонио молча выслушал брань этого типа. Когда тот замолчал, Тонио схватил стул, на котором сидел наш обидчик, и вынес его на улицу… Парень остался сидеть на стуле с отвисшей челюстью, посетители смеялись, мы вышли, давясь от хохота…

От Юти в наших путешествиях были одни неприятности, мы частенько забывали его, такой он был крохотный. Несколько раз уже по дороге домой я спохватывалась и кричала:

– Тонио, мы оставили Юти в ресторане!

Он разворачивался и ехал искать пекинеса. Однажды Тонио пришлось идти к арабу, который уже приручил песика и дал ему прозвище… Все дело заняло у него около часа, но он победоносно вернул мне Юти!

Стоило мне отвлечься, Юти исчезал. В Касабланке он однажды убежал из дому. Несколько часов подряд я искала своего любимца, плача как ребенок. Вернувшись из рейса, Тонио спросил:

– Дорогая, почему вы не приехали на аэродром меня встретить?

Я только всхлипывала:

– Юти сбежал, дверь черного хода осталась открытой, и он удрал. Вот уже три часа прислуга ищет его по всему городу.

– Ладно, не плачьте. Лучше поцелуйте меня, и я вам верну вашего Юти.

Тонио быстренько принял душ и отправился на поиски. В Касабланке до сих пор рассказывают о проявленной им находчивости.

– Он стоил нам почти триста франков, – задумчиво произнес Тонио. – Но я не могу видеть ваших слез. Вот ваш пес.

* * *

Прогулки по городу были для нас величайшей роскошью. Мы ели, сидя на полу вместе с арабами, мясо, жаренное с травами, свежую баранину. Тонио болтал с солдатами Иностранного легиона – людьми, потерявшими в Париже все свое состояние и приехавшими сюда начать жизнь с нуля. Это им удавалось. Один наш близкий друг обменял на рынке свое пальто на лошадь, лошадь на коз, коз на баранов, баранов на рабов. В итоге этих обменов у него оказался табун лошадей. За этот табун он приобрел не только ферму. Он женился на дочери каида. У него были дети и гарем… Он владел роскошным домом и землями…

Однажды во время прогулки по раскаленным улицам, проходя мимо заклинателей змей, я подцепила странную болезнь. Неизвестная зараза начала пожирать мою ногу. Маленькая ранка диаметром в сантиметр плохо пахла и подгнивала. Мой песик подхватил ту же заразу. Он плакал еще пуще своей хозяйки. Я не могла больше носить обувь. Ноги были замотаны бинтами. Доктора устроили настоящий консилиум по поводу моей болезни, там присутствовал и Тонио. Это совещание совершенно изменило его, выйдя оттуда, он сообщил мне:

– Завтра не полечу на почтовом.

– Почему, Тонио?

– Потому что я хочу ухаживать за вами, заниматься вами. Вы не выздоровеете, если останетесь одна. Я не хочу больше летать.

– Ну и как же мы тогда будем жить?

– На еду нам всегда хватит. Я умею водить грузовик.

– Ах нет, Тонио, мне больше нравится, когда ты водишь самолеты. Я хочу, чтобы ты улетел завтра на почтовом. Овощи уже куплены, упакованы, я сварила супы, все уже готово. Отвези этот пирог Капитанше…

– Как прикажешь, милая. А когда я вернусь, мы поедем на острова.

Я подумала, что это шутка.

Мой песик все время скулил. Я пела ему песни. Моя служанка и Ахмед отвели нас к колдуну-ветеринару, и я отдала ему пятьдесят франков за мазь, которая очень хорошо пахла. Собака выздоровела за три дня, ранка, не заживавшая месяц, перестала гноиться и исчезла, заросла. Я была рада за Юти, но его мазью не воспользовалась. Моя нога пахла все хуже и хуже. На икре появилась вторая язва. Я испугалась. Молила Бога исцелить меня. Сидела дома и грустила. Чтобы отвлечься, я читала страницы, только недавно вышедшие из-под пера мужа и оставшиеся в беспорядке лежать на столе. Складывая его бумаги, я увидела слово, написанное более крупными буквами, чем другие: «проказа». Я перечитала: да… проказа. Это было письмо к Богу, очень простое, в котором Тонио молил Господа не оставлять меня, потому что доктор настаивал, чтобы я не общалась с людьми. Сам он, писал Тонио, отправится со мной на остров прокаженных!

Я поняла наконец, почему подруги стали заходить гораздо реже, и ужаснулась. Юти лизнул меня. Я заплакала.

Мы приехали в эту страну, чтобы работать, полные надежд, энергии. Я никогда ни на что не жаловалась. У меня не хватало денег, чтобы купить себе платье, духи. Но все это не важно, ведь цветы прекрасно пахли, а в летних белых платьях я выглядела так же элегантно, как и мои подруги в Касабланке, наряжавшиеся в последние модели из Парижа. Муж любил меня. Могу ли я разрушить его жизнь своей проказой? Может быть, я уже заразила его? Я должна сбежать с арабом, который примет меня с моей ногой как есть. В любом случае я могу стать нищенкой в Фесе, но что, если я заражу проказой окружающих? Нет, я должна поехать на острова одна и ждать там известий о том, заражен Тонио или нет.