Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - Михаил Погодин Страница 22

Д.В. Давыдов так рассказывает от отношениях графа Аракчеева к Ермолову: «Граф Аракчеев, почитая Ермолова прежним фаворитом, преследовал его весьма долго; оставаясь в чине подполковника в продолжении 9 лет, Ермолов думал одно время перейти в инженеры, сопровождать генерала Анрепа на Ионические острова. Когда генерал Бухмейер объяснил графу его ошибку, этот последний решился вознаградить Ермолова за все прошлое. После этой войны Ермолов, невзирая на малый чин свой, удостоился получить весьма милостивый рескрипт государя, препроводившего к нему 1000 рублей для награждения нижних чинов командуемой им роты. (Весьма замечательно то, что во все время царствования императора Александра ни один почти штаб-офицер не удостаивался получать высочайших рескриптов.)»

Вот письмо Аракчеева с высочайшим рескриптом:

«Милостивый Государь, Алексей Петрович!

При оставлении, по болезни моей, командования Артиллерийским Департаментом, я почел приятным себе долгом отличить роту, вами командуемую, пред Государем Императором, испрося на имя ваше у сего препровождаемый рескрипт, не имея ничего у себя более в виду, как доказать вам, милостивому государю, то уважение, которое я всегда имел к службе вашей, а вас прося при оном случае, дабы вы остались ко мне всегда хорошим приятелем, чего желает пребывающий к вам с почтением и преданностию,

милостивый государь, покорный слуга,

граф Аракчеев.

12 декабря 1807 года».

«Господину артиллерии полковнику Ермолову.

Отличное действие в прошедшую кампанию командуемой вами конноартиллерийской роты подает мне приятный повод изъявить оной особое мое благоволение, а вместе с сим инспектор артиллерии, Граф Аракчеев, препроводит к вам тысячу рублей для награждения в роте, по вашему назначению, тех фейерверкеров и рядовых, которые по отличному своему знанию артиллерийской науки, заслуживают уважение, что самое примите в знак и к вам особого моего благоволения. В Санкт-Петербурге. Ноября 30-го дня 1807 года.

На подлинном подписано:

Александр».

В записках моих упомянуто, что П.И. Меллер-Закомельский содействовал своим отзывом перемене расположения Аракчеева к Ермолову.

В Петербург приехал я, когда граф Аракчеев из инспекторов всей артиллерии поступил в звание военного министра. Он принял меня с особенным благоволением и встретил объявлением новой награды. Государь побаловал, в знак отличия, нашивки на мундир конным артиллерийским ротам моей и князя Яшвиля ^[29].

Аракчеев сам представлял меня императору, и мне нетрудно было видеть, что предупредил его в мою пользу. Пробыв в Петербурге три дня, я подал графу Аракчееву записку о том, что во время ссылки моей при покойном государе Павле I многие обошли меня в чине и что потому состою я почти последним полковником по артиллерии. Я объяснил ему, что, если не получу я принадлежащего мне старшинства, я почту и то не малою выгодой, что ему, как военному министру, известно будет, что я лишен был службы не по причине неспособности к оной. Не получив ответа на поданную записку, в тот же день выехал я из Петербурга. Остановившись в Орле у моих родных, получил я известие, что я при общем производстве по артиллерии пожалован генерал-майором и назначен инспектором части конно-артиллерийских рот, с прибавлением к жалованью 2 тысяч рублей ^[30].

В сем новом звании отправился я (1809) для осмотра конной артиллерии в молдавской армии под начальством отличного долголетием фельдмаршала князя Прозоровского, коего главная квартира находилась в Яссах. Военные действия были прекращены на некоторое время. Я был свидетелем перехода войск в лагерь при… знаменитой зарождением ужасных болезней в войсках и истреблением большого числа оных. Никакие убеждения не сильны были отклонить от занятия убийственного сего лагеря. Войска делали марши не более 15 верст, и редко употребляли на то менее 10 часов, ибо, устроенные в большие каре и в средине оных имея тяжелые обозы, медленно двигались они по большей части, без дорог. Фельдмаршал не переставал твердить, что он приучает войска к маневрам. Подверженные нестерпимому зною, войска очевидно изнурялись, и фельдмаршал, вскоре переселившийся в вечность, отправил вперед себя армию не менее той, какую после себя оставил.

В Валахии начальствовал генерал-лейтенант Милорадович, и редкий день не было праздника, которые он делал сам и других заставлял делать.

Я жил очень весело, бывал на праздниках, ездил на гулянья, выслушивал рассказы его о победах и между прочими о сражении при Обилешти. «Я, узнавши о движении неприятеля, – говорил он, – пошел навстречу. По слухам, он был в числе 16 тысяч человек, я написал в реляции, что разбил 12 тысяч, а в самом деле было турок не более 4 тысяч человек». Предприимчивость его в сем случае делает ему много чести.

К армии поехал я чрез Бендеры, Одессу, в Крым. Обозрев все древности, прелестный полуденный берег, пробыл я некоторое время в Карасубазаре, где стояла одна рота моей инспекции. Возвратившись чрез Харьков, я видел довольно большую часть полуденного края России.

В состав армии, назначенной против австрийцев, под командою генерала князя Голицына (Сергея Федоровича), поступила дивизия, к которой я принадлежал, но я оставлен начальником отряда резервных войск, в числе 14 тысяч человек, в губерниях Волынской и Подольской.

Военным министром дано повеление занять войсками границы обеих сих губерний, ибо многие из дворян перебегали и уводили с собой большое число людей и лошадей в герцогство Варшавское, где формировалась польская армия. По сему поручению я доносил непосредственно военному министру графу Аракчееву, и им одобрены мои распоряжения. Для обуздания своевольных дана мне власть захватываемых при переходе чрез границу, невзирая на лица, отсылать в Киев для препровождения далее в Оренбург и Сибирь. Я решился приказать тех из переходящих за границу, которые будут вооружены и в больших партиях, наказывать оружием, и начальство довольно было решительностью. Я употребил строгие весьма меры, но не было сосланных ^[31].