Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев Страница 22

Вот антагонисты, если можно так назвать лесников и лесорубов, подходят к деляночному столбу: сверяют номер делянки, обходят ее по конфигурации, смотрят, чтоб не было завизирной рубки. Каждый обрезок дерева считают сортиментом, на них ставят клеймо и заносят в блокнот, записывается и их количество. Например, на двадцати гектарах сложно подсчитать лесорубочные безобразия, для этого закладывают маленькую пробную площадь, а потом ее переводят на всю имеющуюся. Если при валке или трелевке хлыстов измяли подрост молодого леса, то все это подсчитывается и за содеянное штрафуется особо. Раньше за помятый подрост давали штраф по стоимости – сколько стоит посадить один гектар леса. Штраф выписывается на руководителя леспромхоза, а он уже наказывает своих подчиненных – в целях экологического воспитания.

Как бы ни сложилась ситуация по приемке делянок, в этом деле не последнюю роль играет человеческий фактор – традиции и широкая русская душа.

По окончании приемки антагонисты выбирают самый круглый и самый широкий пень. Лесорубы выкладывают из рюкзаков бутылки с водкой, банки с тушенкой и, как в древние времена, чекаются стаканами и пьют за Бога лесов, чтоб растил богатства страны и не дружил с Богом огня.

Мой знакомый, участвовавший в сдаче делянок, поделился воспоминаниями этого мероприятия, имевшего место в недалеком прошлом:

– Мы сдавали делянки в Килемарском районе у деревни Шудугуж. Со стороны приемщиков был представитель из Минфина и, понимаешь, такой дотошный и, главное, не пьет. У деревни мы делянки все же сдали, а за речкой Руткой была еще одна – вообще не чищенная. Весна же, кругом разлив, а Минфин требует делянку показать. Наш шофер кричит, что не поеду я там, утоплю машину. Наш гармонист и то сыграет, и это, а представитель уперся на своем, заявляет: «Ладно, если вездеход не пройдет, завтра пойдем в болотных сапогах!»

Я утром рано встал, гляжу, а наш технорук уж давно босиком бродит, спрашиваю: «Что не спишь?» А он на ухо шепчет: «Я Минфину сапоги ножом прорезал!»

После завтрака, разогнув болотники, все пошли в делянку. Представитель финотдела шагнул в ледяную воду и ноги промочил, удивляется: «Как так, вчера ходил – не текли?»

Мужики ему напоминают: «Вы же вчера по развалинам фермы бродили, наверно, там порвали обувь! Зря вы туда ходили!»

Представитель огорченно спрашивает: «Скажите честно, за рекой делянка-то очищена?»

«Очищена-очищена!» – отвечали лесорубы. И был составлен настоящий акт, приемка состоялась…

Рабочий день учебы заканчивался. Лесники, привыкшие работать больше руками, притомились, опустив головы, искоса поглядывают в окна, за которыми широкая дверь поселковой столовой. Там по вечерам для народа выкатывают из погреба бочку прохладного пива, да и шницели в столовой мясистые, с чесночком. Кому бы не захотелось сейчас посидеть за столом с кружкой пенистого пива. Но лесничий все говорит и говорит. Завершая учебу, он вдруг произнес очень даже понятные всем слова:

– Счастлив тот – кто способен ходить по лесу и понимать его пейзажи, а особенно счастлив – способный любить и пить вино! Ну что, мужики, – по рублю?!

Лесники загудели, как растревоженные шмели. А лесник Симонов воскликнул:

– Николай Петрович, дак денег-то нету!

Лесничий покачал головой и позвал из смежной комнаты бухгалтера Антропова.

– Александр Иванович, выпиши-ка лесникам-то в счет зарплаты.

И вот уже самый быстроногий гонец лесного племени вытаскивает из-за пазухи «вождю» стеклянные емкости.

– Ну, раз пошла такая пьянка – режь последний огурец! Кстати, чьи это слова… кто сказал? – попросил ответить Николай Петрович.

– Поэт Есенин так говаривал, он винишко любил, – предположил Федя.

– Неправильно!

– Значит, Пушкин или Лермонтов, у них деньжата водились!

– Неправильно!

– Дак это нам сказал Лигунов Николай Петрович, – нашелся что сказать Симонов.

Мужики громко хохотнули, но лесничий сердито повторил:

– Неверно! Это слова Василия Теркина – героя поэта Твардовского. Придется в следующую субботу поработать с вами дольше.

Мужики дружно вздохнули, но заулыбались: так-то можно и подольше.

Дойдя до определенной кондиции, воодушевленные итогами учебы, послышались предложения:

– А что, Николай Петрович, может, жахнем вашу любимую «Ой, мороз, мороз, не морозь меня!»

– Не холодно еще, а петь в конторе неприлично!

– Дак ведь рабочий день закончился?

– Все равно нельзя! Вы бы лучше по работе вопросы задавали.

– Дорогой Николай Петрович, да нам и так все понятно!

– Я вот что хочу сказать. Сейчас я с вами говорю не как ваш начальник. Все люди разные, каждый думает по-своему, возможно, кто-то на кого-то обижается, так бывает. Но мы делаем одно дело – растим лес и охраняем. Нас можно сравнить с ветками одного дерева. Вот, например, растет рябина, а солнце ее освещает только с трех сторон. Ветки северной стороны солнца не видят и обижаются, завидуют, что ветки восточной стороны встречают солнце, ветки южной стороны радуются, когда оно в зените, ветки западной стороны благодарно провожают солнце на отдых до следующего дня. Вот рябина успокаивает: все вы, ветки мои, едины одной жизнью, ведь и на северной стороне растут такие же зрелые, красные гроздья…

Лесника Симонова на кордоне ждет семья. Сыновья с нетерпением смотрят на дорогу в ожидании гостинцев.

А Николай Андреич лежит в телеге на сене – лошадь дорогу знает.

И радостно на душе у лесника, его семья живет в самом сильном государстве всего мира, что детки его обуты и одеты, сыты, получают бесплатное образование: придет время – сменят его на посту, не потому ли так хочется что-нибудь спеть.

Женька, вышедший на крыльцо, вдруг услышал издали сильный мужской голос и побежал докладывать:

– Мама, там в лесу кто-то поет!

– А что поет-то, сынок? – спрашивает Ольга Петровна.

– Ехал Ванька с поля, за угол задел!

– Дак это же ваш батько поет. Встречайте!..

А где-то на опушке, словно желая подпеть Николаю Андреичу, подала голос кукушка. И бархатный ее голос заплескал в зеленых хвойных и лиственных волнах, все вокруг дышит благостью и буйнотравным ароматом. И нежностью наполнилось сердце лесника.

Вот уж и детки выбежали навстречу повозке. В глазах их светится высокая синь небес, а лица расплылись в открытой миру улыбке.