Революция и семья Романовых - Генрих Иоффе Страница 22

Но мы несколько забежали вперед. Вернемся к Михаилу, на которого Николай, а затем и Алексеев с генералами делали свою последнюю ставку. Как мы уже знаем, вызванный Родзянко из своей резиденции в Гатчине, он приехал в Петроград к концу 27 февраля. Здесь думские лидеры предложили ему до приезда Николая II в Ставку сформировать временное правительство из общественных деятелей во главе с каким-либо «популярным генералом». Предлагалось, таким образом, что-то вроде диктатуры, которая должна была покончить с революцией. Михаил, однако, не решился действовать самостоятельно. После совещания с министрами во главе с Голицыным он из военного министерства связался со Ставкой и через генерала М. В. Алексеева просил царя распустить Совет министров и дать согласие на создание нового правительства, пользующегося «доверием страны».

Через того же Алексеева Николай II решительно отверг эту просьбу. В сопровождении близких ему лиц Михаил из военного министерства перешел в Зимний дворец. Из его окон было видно, как на Дворцовой площади сгущались толпы революционного народа. Генерал Хабалов и полковник Данильченко, сконцентрировавшие здесь остатки верных царскому правительству войск, готовились к осаде.

Однако, как мы уже писали выше, Михаил высказался за то, чтобы очистить Зимний дворец. Хабалов со своим воинством вновь перешел в Адмиралтейство. Дворец опустел, двери его уже не охранялись. Михаил решил вернуться к себе в Гатчину, но и это оказалось невозможным: с утра 28 февраля улицы Петрограда были сплошь заполнены народом. Тогда через дворы Эрмитажа и дома великого князя Николая Михайловича кандидата в российские монархи тайно переправили на Миллионную улицу, 12, в квартиру княгини О. П. Путятиной. В тот же день на квартиру Путятиных был доставлен «великокняжеский манифест». Напомним, что манифест от имени Николая II объявлял о «даровании ответственного министерства» и конституционного строя. Под ним уже стояли подписи Павла Александровича и Кирилла Владимировича. Теперь он ждал подписи Михаила, после чего его предполагали предложить Николаю II сразу по приезде в Царское Село. Михаил подписал манифест.

Посредством переписки он поддерживал связь с находившимся в Таврическом дворце Родзянко. Именно из письма последнего, вечером 2 марта Михаил узнал о плане отречения Николая II в пользу Алексея при регентстве его, Михаила (как мы знаем, Гучков и Шульгин уже находились на пути в Псков).

Рано утром 3 марта в квартире Путятиных раздался телефонный звонок. Звонил А. Ф. Керенский, который первым получил телеграмму из Пскова с сообщением о новом варианте отречения Николая II – в пользу Михаила. Керенский просил великого князя срочно принять членов Временного комитета Думы и Временного правительства. Михаил решил, что они едут предлагать ему регентство, на что он уже готов был согласиться [142].

Около 10 часов утра в квартире на Миллионной появились члены Временного правительства и Временного комитета Думы: Родзянко, Львов, Милюков, Керенский, Некрасов, Терещенко, Ефремов и др. Следует отметить, что сама по себе эта миссия фактически являлась неправомочной, идущей в обход уже принятых решений. Ведь еще 1 марта думский комитет постановил образовать «Временный общественный Совет министров» «впредь до созыва Учредительного собрания, имеющего определить форму правления Российского государства» [143]. Затем на переговорах членов думского комитета с членами Исполкома Петроградского Совета в ночь на 2 марта и 2 марта было достигнуто соглашение, по которому форму правления должно установить Учредительное собрание, избранное на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Пока же – ни республики, ни монархии [144]. Правда, в соглашении специально не оговаривалось, что его участники не могут «не предпринимать шагов, определяющих форму правления».

В данном случае использовалась «фигура умолчания», но, по сути, по духу соглашения – предрешение формы правления исключалось до Учредительного собрания – это было очевидно. В самом деле, если новое правительство берет на себя миссию созыва Учредительного собрания, тогда зачем нужен новый монарх? Если же, напротив, на престол восходит новый монарх, в общем-то, теряло смысл решение о созыве Учредительного собрания. Таким образом, делегирование думских лидеров и членов только что сформированного Временного правительства к Михаилу, в сущности, являлось закулисным маневром, попыткой в обход Совета и революционной демократии спасти монархию, поставив массы перед совершившимся фактом. Правда, не все члены этой делегации занимали одинаковую позицию, но, по свидетельству Милюкова, было признано, что в случае принятия решения Михаилом ему подчиняется все.

На «благоусмотрение» великого князя решено было представить две точки зрения: большинства, считавшего невозможным вступление Михаила на престол, и меньшинства, видевшего в воцарении Михаила единственный шанс «на спасение». Позицию большинства излагал Родзянко. Он говорил, что Михаил процарствует всего лишь несколько часов, так как известие о его восшествии на престол приведет к «огромному кровопролитию», к началу гражданской войны, которая неминуемо закончится победой восставших. Изменение позиции Родзянко не должно вызывать особого удивления. В этом он был далеко не одинок. Тот же Милюков, уверявший 3 марта, что без монархии Россия обречена на «гибель и разложение», что Михаил – последняя «соломинка», которая не даст России утонуть [145], ровно через неделю на съезде кадетской партии «глубоко радовался» принятию кадетами резолюции о введении республики. Все это отражало быстро менявшуюся обстановку в условиях революции и свидетельствовало о «приспособляемости» буржуазных лидеров к политической атмосфере. Всеми силами они старались удержаться на поверхности.

Но 3 марта Милюков от имени «меньшинства» уверял, что необходим «привычный для масс символ власти», что «Временное правительство одно, без монарха… является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений еще до созыва Учредительного собрания».

В это время на Миллионную прибыли Гучков и Шульгин, только что вернувшиеся из Пскова. После небольшого перерыва заседание возобновилось. Заговорил Керенский, который со свойственной ему патетикой стал убеждать великого князя «принести себя в жертву» антимонархическим настроениям масс. В случае отказа Михаила, говорил Керенский, он не сможет поручиться за его жизнь. «Псковский гонец» Гучков пытался повлиять на Михаила в обратном направлении, призывая его к «патриотическому мужеству», к выступлению в качестве «национального вождя», по крайней мере, до избрания Учредительного собрания. Еще раз говорил Милюков, убеждая Михаила в том, что «вне Петрограда есть полная возможность собрать военную силу, необходимую для защиты великого князя». Он предлагал Михаилу бежать в Москву и оттуда начать действия против революционного Петрограда.