Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - Венди Хоулден Страница 22

Во время голодовки у людей начали срабатывать первобытные инстинкты. Выживание напрямую зависело от того, насколько хорошо ты воровал. «Воровали все, кто мог. Если говорили обратное – никто не верил». Работающие на кухне воровали картофель, а иногда и очистки, которые продавали или обменивали. Анка научилась варить суп из крапивы и постоянно искала возможность прихватить что-то с кухни, чтобы потом обменять гнилую картофелину на отсыревшую луковицу.

Однажды Анке улыбнулась удача, когда она получила посылку с португальскими сардинами, адресованную некой Нанни Натан, но та уже была мертва. Анка сообщила об ошибке на почте, но ей сказали оставить посылку себе. «Я с удовольствием приняла посылку, но вскоре нас от этих консервов воротило. Муж спрашивал: “Что, опять сардины?!” И когда мы успели стать такими неблагодарными?»

Сколько бы ни умирало людей, места для принятия новых не было. Ожидался большой наплыв австрийских и немецких евреев, поэтому в январе 1942 года начались транспортировки на восток. В каждую из перевозок забирали от одной до пяти тысяч человек. Как в Лодзи и всех остальных гетто, люди не находили себе места и пытались подкупить должностных лиц, чтобы их родных вычеркнули из списка, но обычно это не приносило результатов. Первые партии увозили в рижское и польские гетто, но никто не знал наперед, куда их отправят. «Ужасающая картина – старых немощных людей на носилках перетаскивали в вагоны и везли неизвестно куда. Тысячи людей прибыли ради того лишь, чтобы быть отправленными через несколько дней дальше на восток. Тысячи прибывали, тысячи умирали и тысячи увозили. Прошел 1942. И таким же был 1943».

Транспортировки стали методом террора – их тень нависала над каждым. Никто не знал, чего ждать от завтрашнего дня, и страх подкосил их и без того подточенные силы. Из 140 000 евреев терезинского гетто 33 000 умерли, а 88 000 были отправлены в лагеря смерти. Евреев Чехословакии систематически уничтожали. 15 000 из них были детьми, включая 1 260 человек, которых должны были отправить в Швейцарию с эскортом, но сопровождавших забрали в Аушвиц.

«Пионеры» строительства, вроде Анки и Бернда, все еще надеялись, что смогут избежать такой судьбы, но никаких гарантий у них не было. «Никто не знал, когда придет его день и час. Сегодня? На следующей неделе? В следующем месяце? Все понимали, что “на востоке” происходит нечто ужасное, и любыми способами избегали транспортировок».

Условия все ухудшались, гестапо продавали воображаемые земельные участки и «права на въезд» в Терезин богатым немецким евреям, называя гетто «загородным пансионом с бесплатным размещением и медицинским уходом», где можно найти Reichsalterheim – государственный дом престарелых и даже минеральные источники. Многие доплачивали за комнату с хорошим видом или апартаменты в пентхаусе, до последнего так и не узнав, как жестоко их обманули. Те, кто приехал спокойно и хорошо пересидеть войну, были шокированы условиями. Представляя, что они будут жить в светском обществе, все накупали шляпок, диадем, украшений и расшитых блестками платьев, которые очень быстро пачкались и рвались. Вместо этого они обнаружили диккенсовские сцены безнадежности, отмеченной страхом перед местом, куда ведет железная дорога.

«Тогда я впервые увидела пожилых людей, чье место было в больнице… они неизвестно сколько ехали в этих поездах, а нам отдали их на попечение. Как же это бесчеловечно. Для них уже не было места. Стариков расселяли в одинаковые комнаты с многоуровневыми кроватями, на которые нужно было забираться, но они не могли», – вспоминает Анка.

Летом нападали рои мух, а время было жаркое, ни глотка свежего воздуха. Сотни людей скончались от эпидемии энцефалита, дифтерии и дизентерии. Потеряв всякий контроль над своим организмом, они умирали, лежа в собственных экскрементах. Поезда увозили мертвых, из вагонов торчали сотни тощих ног. В гетто были оборудованы специальные станции для дезинфекции одежды и предметов быта.

Несмотря на все ухудшающиеся условия жизни, а может, благодаря им, оставшиеся жители гетто развернули обширную художественную кампанию. Терезин был наполнен лучшими художниками, мыслителями, композиторами и исполнителями со всей Европы, которые изобретательно сражались с подступающим отчаянием. Проводились театральные постановки для взрослых и детей, всех призывали использовать искусство для самовыражения. Материалы выпрашивали, заимствовали и крали, молодые и старые делили щепки угля и обломки карандашей, рисуя ими на авантитулах и форзацах книг.

Казалось, заключение высекло искру изобретательности. Кто-то делал коллажи из обрезков картона и тканей. Молодой человек по имени Павел Фридман написал стихотворение на кусочке копировальной бумаги «Я не видел больше бабочек… бабочки здесь, в гетто, не живут». В возрасте 23 лет его отправили на смерть в Аушвиц. Художников, которые рисовали кошмарные условия жизни в гетто, забирали в Малую крепость, там их пытали и ломали пальцы. Многих убивали и отсылали в лагеря смерти.

Несмотря на репрессии, культурная революция продолжалась. Втайне проводились небольшие выставки, музыкальные концерты и представления. Импровизированный театр выступал сначала в подвалах и бараках, но вскоре стал так знаменит, что выступления проводились на больших складах и в залах для упражнений. Еврейская администрация давала разрешение на проведение постановок, начали продаваться билеты. Вскоре они так высоко ценились, что их можно было обменять на еду на черном рынке.

Немцы не вторглись в подобную деятельность, они даже разрешили использование музыкальных инструментов. После этого люди осмелели и ставили уже серьезные произведения. Архитекторы и дизайнеры присоединились к работе над декорациями, были наняты портные для изготовления сценических костюмов. Драматурги писали в основном сатирические пьесы и кабаре. Тогда же была написана пьеса «Последний велосипедист» Кареля Швенка, изображающая мир, в котором велосипедистов преследовали люди, сбежавшие из сумасшедшего дома. К сожалению, в Терезине она так и не была поставлена: ее запретил Совет старейшин на генеральной репетиции, испугавшись репрессий. Однако после войны, которую Швенк не пережил, ее по памяти восстановили выжившие, и теперь пьесу ставят в театрах всего мира.

Менее провокационные постановки с удовольствием разрешали, включая оперу «Аида», в которой были задействованы самые известные исполнители Европы. Более 50 раз была представлена публике детская опера «Brundibar» (чешск. «шмель») Ганса Краса. Над этим спектаклем работал выдающийся режиссер Франтишек Зеленка. Он помог организовать постановку более 20 пьес в Терезине, в том числе Шекспира и Мольера, но был обречен на гибель в Аушвице.

Анка присутствовала на незабываемой постановке «Проданной невесты», которую впервые увидела еще в свои беззаботные студенческие годы. Девушке показалось, что актриса, которая играла главную героиню, старовата для этой роли, но оптимизм и жизнерадостность постановки были неподражаемы. «Когда она была только написана, никто и представить себе не мог, что ее исполнят в Терезине. Но некоторые песни и формулировки подходили к этому месту как нельзя точно… В одном из диалогов невеста спрашивает его: «И что же будет в конце?», – а ей отвечают: «А все будет хорошо!»… Настолько символично. Незабываемый момент».