Смерч войны - Эндрю Робертс Страница 22

4 июня генерал Понтер фон Клюге вошел в Дюнкерк, затянутый едким дымом от горящих судов и нефтяных хранилищ. На следующий же день немцы начали операцию «Рот» («Красный»): группа армий «А» развернулась на юг, чтобы прорвать линию обороны Вейгана, которую обеспечивали вдоль рек Соммы и Эны сорок девять французских дивизий. Хотя французы пока еще обладали достаточными силами, их положение было безнадежным. Британцы ушли, оставив на континенте только одну пехотную дивизию и две бронетанковые бригады. Бельгия капитулировала. Франция потеряла двадцать две из семидесяти одной пехотных дивизий, шесть из семи механизированных дивизий, две из пяти крепостных дивизий и восемь из двадцати танковых батальонов [119]. Главный маршал авиации сэр Хью Даудинг решительно отказался посылать во Францию «харрикейны» и «спитфайры», справедливо полагая, что для предстоящей «Битвы за Англию» потребуется каждый имеющийся в наличии самолет. В начале французской кампании он уже ввел в бои передовую ударную группу морской авиации. Ввиду неприемлемых потерь — иногда по двадцать пять «харрикейнов» вдень, в то время как на заводах собиралось по четыре-пять машин — он был совершенно прав, пригрозив, что скорее подаст в отставку, но не выделит больше ни одного самолета [120].

В понедельник, 10 июня, войну союзникам объявил Муссолини. Итальянский вызов психологически тогда выглядел более серьезным, чем в ретроспективе, поскольку был сделан в самый неподходящий момент. Итальянская армия состояла из полутора миллиона человек, вооруженные силы имели более полутора тысяч самолетов, шесть линкоров, девятнадцать крейсеров, пятьдесят девять эскадренных миноносцев и сто шестнадцать подводных лодок [121]. Вечером того же дня французское правительство выехало из Парижа, и Вейган провозгласил его демилитаризованным «открытым городом». Из пяти миллионов жителей столицы три миллиона покинули ее в суматохе и панике. Медсестры вкалывали пациентам, которых нельзя было вывезти, смертельные инъекции; родители бросали детей. Командир танкового отряда, решивший защищать мост через Луару, был убит местными жителями, не желавшими кровопролития [122]. Мэры тоже не хотели, чтобы французская армия останавливалась в их городах.

В свою четвертую поездку через Ла-Манш (всего за французскую кампанию он пересекал пролив пять раз) Черчилль принял участие в совещании союзного верховного совета, который состоялся 11 июня в Шато-дю-Мюгюэ в Бриаре, расположенном юго-восточнее Орлеана. На нем присутствовали также Рейно, Петен, Вейган, британский военный министр Энтони Идеи, генерал Шарль де Голль и личный представитель Черчилля при Рейно генерал-майор Луис Спирс. Британец потом написал в автобиографии «Прикомандирование к катастрофе» («Assignment to Catastrophe»): «Французы сидели с каменными лицами, уперев глаза в стол. Они выглядели как узники, которых выволокли из тюремного подземелья, чтобы выслушать приговор». (К концу войны Рейно, Вейган и Петен действительно оказались в заключении.) Устав от скорбного, пораженческого настроения Петена и Вейгана, британцы чаще обращались к генералу де Голлю. Вот как описывал французского генерала Спирс:

«Невероятно длинный человек со странной, чудаковатой внешностью. Своим ростом он подавлял всех и когда входил в комнату, и когда сидел за столом. Почти никакого подбородка, длинный, свисающий, как хобот у слона, нос; узко подстриженные усики создавали тень над маленьким ртом; полные, слегка надутые губы словно перед выступлением; высокий покатый лоб; заостренная голова; гладко зачесанные, с пробором черные волосы» [123].

Этому странному, угловатому человеку-жирафу суждено было возглавить освободительную борьбу французов и создавать la France eternelle (Францию на века).

Черчилль и де Голль пытались вдохнуть жизнь в военный совет. Премьер-министр пообещал отправить вторые экспедиционные силы в Нормандию и усилить их войсками из Нарвика, надеясь, что Франция продержится до весны 1941 года, когда ей на помощь придут двадцать пять британских дивизий. Но было совершенно ясно, что французское главное командование утратило боевой дух. Более того, некоторые его представители считали эвакуацию из Дюнкерка предательством, худшим, чем бельгийская капитуляция. 13 июня в Туре во время последнего визита во Францию Черчилль отказался освободить французов от обязательств не заключать сепаратного мира с Германией, а через три дня он даже предложил схему политического объединения двух стран в одну неделимую державу. Петен отверг идею, заявив: с какой стати Франция должна «объединяться с трупом»? Впоследствии Черчилль признал, что благодаря отказу французов «мы избежали опасности, поскольку такой союз затруднил бы наши действия» [124]. Тем не менее предложение Черчилля показывает, насколько серьезно он был заинтересован в том, чтобы Франция не выходила из войны.

В воскресенье, 16 июня, Шарль де Голль уехал из Франции вместе со Спирсом и через два дня выпустил прокламацию с обращением к французскому народу, заявив: «Франция проиграла битву. Но Франция не проиграла войну!» Не многие слышали этот исторический призыв, еще меньше людей знали что-либо о моложавом танковом эксперте, а теперь начинающем военном министре. Однако его вдохновенные слова послужили единению французов и формированию движения «Свободная Франция»: «Я прошу всех верить мне, когда я говорю, что Франция не погибла. Что бы ни случилось, пламя французского Сопротивления никогда не погаснет». Двухнедельного пребывания на малозначительном правительственном посту и имени, больше похожего на пот de guerre (прозвище), было явно недостаточно, чтобы провозглашать: «Я, генерал де Голль, французский солдат и военачальник, прекрасно осознаю, что говорю за всю Францию». Тем не менее его декларация была расценена как измена, и суд «Виши» заочно приговорил генерала к смертной казни.

Быстрота, с какой пала Франция, шокировала всех, даже немцев. 14 июня по почти пустым улицам Парижа прошла 87-я пехотная дивизия генерала Богислава фон Штудница. На следующий день немцы взяли Верден. Танковая группа Гудериана и 7-я армия генерал-полковника Фридриха Дольмана окружили 400 000 солдат и офицеров 3, 5 и 8-й армий у швейцарской границы, и они сдавались в плен толпами. 18 июня — в день Ватерлоо — вторые британские экспедиционные силы под командованием сэра Алана Брука погрузились на суда и отправились домой. Сам Брук в Сен-Назере поднялся на борт траулера «Кембриджшир», и ему пришлось дважды утихомиривать судового кочегара, у которого случился нервный срыв. Во время второй эвакуации в британские порты прибыли 192 000 человек, то есть в период между серединой мая и 18 июня 1940 года в Британию с континента было доставлено в общей сложности 558 032 солдата и офицера, две трети из них были британцами [125]. Сто десять тысяч французов, прибывших из Дюнкерка, были сразу же разоружены. «Когда мы сошли на берег, — сообщал разгневанный лейтенант Скалабр, — у меня отобрали револьвер и не вернули, несмотря на все мои протесты». Через несколько дней французов отправили обратно в Шербур и Брест. Больше половины из них до перемирия так и не участвовали в каких-либо боевых действиях [126]. 17 июня пять германских самолетов потопили лайнер «Ланкастрия» судоходной компании «Кьюнард уайт стар», погубив 3500 человек. Те, кто спасся, рассказывали, что немцы продолжали расстреливать с бреющего полета людей, барахтающихся в море. Это была самая большая морская трагедия в британской истории, и Черчилль сделал все для того, чтобы она не получила огласки до конца войны.