Пионовый фонарь - Санътютэй Энте Страница 22

Пока Томодзо разговаривал с привидениями, его жена О-Минэ, обливаясь потом и едва дыша, пряталась в шкафу, зарывшись в тряпье. Наконец О-Юнэ взяла О-Цую за руку, и они удалились, словно растворившись в тумане. Томодзо постучал по шкафу кулаком.

— Можешь выходить, О-Минэ! — крикнул он.

— А вдруг они еще здесь? — отозвалась жена.

— Ушли, ушли. Выходи.

— Ну как? — спросила О-Минэ, выбравшись из шкафа.

— В общем, я держался изо всех сил, — стал рассказывать Томодзо, — но все равно сразу протрезвел. Понимаешь, когда я пьяный, я даже самурая не испугаюсь, но тут, как подумал, что рядом со мной привидения, меня будто холодной водой окатили, весь хмель из головы вылетел, слова не могу выговорить…

— Я было в шкафу прислушалась, — сказала О-Минэ, — так голоса едва слышны были. А страшно до чего!

— Вот я и говорю привидениям, — продолжал Томодзо, — принесите, говорю, сто рё золотом. Если, говорю, с господином Хагиварой что случится, нам с женой жить не на что будет. А как только принесете деньги, мигом ярлык отдеру, говорю. Привидение говорит, деньги, говорит, мы завтра принесем, а ты отклей ярлык да еще, говорит, изловчись, выкради и выброси у господина Хагивары талисман «кайоннёрай», который он носит на шее, потому что, говорит, этот талисман тоже мешает нам войти к нему. А ты знаешь, что это за талисман? Он из чистого золота, больше четырех сунов в длину. Я его недавно видел, когда поднимали занавес перед статуей Будды. Один монах еще тогда что-то о нем рассказывал… Что же он рассказывал?.. Да говорил, что это, дескать, очень ценное изделие… Не украсть ли его, как думаешь?

— Это было бы неплохо! — согласилась О-Минэ. — Ну и везет нам, ничего не скажешь… Ведь его, наверное, продать где-нибудь можно…

— Только не здесь, не в Эдо. Продадим в провинции, где о нем не знают. Я думаю, на лом продать, и то можно взять сто или двести рё.

— Да что ты говоришь! Ну, если у нас будет двести рё, мы всю жизнь с тобой проживем припеваючи… Ты уж постарайся, сил не жалей!

— Само собой… Только вот в чем дело — он же висит у господина Хагивары на шее. Что бы тут придумать?

— Господин Хагивара давно уже не мылся, — сказала О-Минэ. — Он только и делает, что читает сутры под пологом от комаров. Скажи ему, что от него воняет потом и ему пора мыться… А пока я буду его мыть, ты потихоньку украдешь.

— Правильно! — воскликнул Томодзо. — Но ведь он ни за что не согласится выйти во двор…

— Я искупаю его прямо в покоях. Уберу циновки, и все будет в порядке.

На следующий день они нагрели воды, и Томодзо отправился к Хагиваре.

— Господин, — сказал он, — мы нагрели воды, можно искупаться. Мойтесь первым.

— Нет-нет, — испугался Хагивара, — мне нельзя мыться. По некоторым причинам купание мне сейчас противопоказано…

— В такую жару вредно не мыться. У вас ведь даже постель отсырела от пота. Ну хорошо, пока ясная погода, а как пойдут дожди, что тогда? Ведь все тело у вас сопреет…

— Купаются перед вечером, и надо выходить наружу, а я по некоторым причинам из дому выходить не могу. Нельзя мне, понимаешь?

— А зачем выходить? Поднять три циновки, и мойтесь на здоровье в покоях.

— Все равно нельзя. Придется раздеться догола, а раздеваться догола мне никак невозможно…

— Наш сосед физиогномист Хакуодо, — значительно произнес Томодзо, — часто говаривал, что грязь вызывает болезни и привлекает оборотней и привидения. Ежели содержать себя в чистоте, никакие привидения не приходят. А ежели быть неопрятным, изнутри вылезают всякие болезни, и еще к грязному человеку являются привидения.

— К грязному человеку являются привидения?

— И не одно, а сразу по двое, взявшись за руки.

— Вот беда, — озабоченно сказал Хагивара. — Придется и впрямь искупаться. Подними, пожалуйста, циновки…

«Дело сделано», — подумали супруги.

Томодзо крикнул жене:

— Тащи сюда кадку, неси горячую воду!

Они быстро приготовили все для купания. Хагивара разделся, снял с шеи талисман и протянул Томодзо.

— Этому талисману цены нет, — сказал он. — Положи его пока на божницу.

— Слушаюсь, — сказал Томодзо. — О-Минэ, помой господина. И смотри хорошенько мой, осторожно.

О-Минэ принялась за дело.

— Не поворачивайтесь, господин, стойте смирно, — приговаривала она, — голову склоните и шею вытяните… Еще больше склонитесь…

Она притворилась, будто моет ему шею, стараясь только, чтобы он не видел Томодзо, а тот тем временем развязал матерчатый кошелек и извлек из него ларец, покрытый черным матовым лаком. В ларце лежал «кайоннёрай» литого золота, завернутый плотно в черный шелк. Томодзо сунул талисман за пазуху, а на его место положил припасенную заранее глиняную фигурку бога Фудо [32]того же примерно веса. Затем он положил кошелек на божницу и сказал:

— Ну что ты так копаешься, О-Минэ? Если долго мыться, у господина может голова заболеть… Может быть, довольно?