Орел девятого легиона - Розмэри Сатклиф Страница 22

— Кто, во имя Тифона, обрабатывал рану? — вопросил он, круто обернувшись к Марку.

— Гарнизонный хирург в Иске Думнониев.

— Провел там двадцать лет и пил, как погонщик мулов на сатурналиях, не пропуская ни одного вечера, — зарычал Галарий. — Знаю я этих обойденных чином гарнизонных хирургов. Мясники и убийцы, все до одного!

Он с презрением грубо фыркнул.

— Вовсе не каждый вечер, человек он был трудолюбивый, — возразил Марк, пытаясь защитить небритого и довольно жалкого старика, которого вспоминал с симпатией.

— Пф! — воскликнул Галарий. Затем его манера резко переменилась, он присел на край ложа. — Дело в том, что он не довел свою работу до конца.

Марк облизнул кончиком языка вдруг пересохшие губы:

— Значит… все надо переделывать?

Врач кивнул:

— Покоя тебе не будет, пока рану не обработать заново.

— И когда?.. — начал было Марк и замолчал, пытаясь изо всех сил унять постыдную дрожь в губах.

— Завтра утром. Раз уж этого не избежать, то чем скорее, тем лучше.

Он положил руку на плечо Марку и задержал ее там.

Марк с минуту лежал, весь напрягшись, ощущая на плече эту грубую, но добрую руку, потом испустил долгий, неровный вздох и расслабился. Он даже попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой:

— Прошу простить меня. Я, кажется, очень устал.

— Охотно верю, — согласился хирург. — Тебе здорово досталось. Да, да, мне объяснять не надо. Но скоро все будет позади, и жизнь пойдет веселее. Обещаю тебе.

Он посидел еще немного, разговаривая о предметах, далеких от того, что предстояло Марку утром, — вплоть до запаха местных устриц и беззакония провинциальных сборщиков налогов; поболтал он и о прежних днях на силурийской границе и о давнишней охоте на кабана вместе с дядей Аквилой.

— Мы с твоим дядюшкой были недурными охотниками, а теперь мы с ним закостенели в суставах и в привычках. Иногда, думаю, уложу-ка я вещи да отправлюсь попутешествовать, пока не приржавел к месту окончательно. Но для путешествий у меня не та профессия. Имея ремесло хирурга, так просто не побродишь по свету. Вот глазной врач — дело другое, это подходящее ремесло для последователя Эскулапа, который любит бродяжничать. Тут, на севере, многие страдают болотной слепотой, и звание глазного врача проведет человека там, где не пройти легиону.

И Галарий пустился в описание похождений одного своего знакомого, который несколько лет назад переплыл Западный океан и занимался своим ремеслом в дебрях Гибернии [17]. Марк не слишком внимательно вслушивался, не подозревая, что придет время и эта история сыграет еще очень важную роль.

Наконец Галарий встал и потянулся так, что с хрустом расправились мышцы могучей спины.

— Теперь я иду к Аквиле поболтать перед сном про охоту. А ты лежи спокойно, постарайся как следует выспаться, я появлюсь рано утром.

И, коротко кивнув, он вышел на галерею. С ним вместе, казалось, испарилось и все старательно удерживаемое мужество Марка, он с ужасом осознавал, что весь дрожит — дрожит от запаха боли, как лошадь — от запаха пожара. Он лежал, заслонив глаза рукой, и бичевал себя презрением, но это не помогало. В животе у него словно лежал кусок льда, и он чувствовал себя очень одиноко.

Внезапно по полу кто-то пробежал, и в плечо ему ткнулся влажный нос. Марк открыл глаза и увидел перед собой улыбающуюся морду Волчка.

— Спасибо тебе, — сказал он, и, отодвинувшись немного в сторону, обхватил огромную голову, а Волчок поставил передние лапы на постель и любовно задышал ему в лицо. Близился закат, свет заходящего солнца хлынул в спальню, и на стенах и на потолке словно заплескалась дрожащая золотая вода. Марк не заметил, как подкралось солнце: неожиданный свет ослепил его с той же силой, как оглушает грянувший рев трубы. Свет Митры возник внезапно из тьмы.

Эска, появившийся сразу вслед за Волчком, отбросил на залитую солнцем стену большую тень. Он шагнул к краю ложа.

— Я говорил с Руфрием Галарием, — сказал он.

Марк кивнул:

— Утром ему понадобится твоя помощь. Ты согласен помочь ему ради меня?

— Я — личный раб центуриона. Кому, как не мне, помогать? — Эска нагнулся и поправил покрывало.

В это время со двора послышалась какая-то возня. Блеющий голос старого Стефаноса громко протестовал, затем раздался высокий, звонкий, настойчивый девичий голос:

— Пропусти меня! Не пропустишь — я тебя укушу!

Возня и шум возобновились, и раздавшийся через мгновение вопль боли ясно показал, что угроза приведена в исполнение. Марк с Эской обменялись недоумевающими взглядами. Под колоннадой послышался топот легких ног, и в комнату влетела Коттия — пылающая, воинственная фигурка в ореоле закатного света.

Марк приподнялся на локте:

— Ах ты, маленькая фурия, что ты сделала со Стефаносом?

— Укусила его за руку, — тем же звонким, твердым голосом отчеканила Коттия. — Он меня не пускал.

За дверью раздалось поспешное шаркание сандалий, и Марк быстро сказал:

— Эска, во имя Света, не пускай его сюда! — Он вдруг почувствовал, что у него сейчас нет сил иметь дело со справедливо негодующим Стефаносом. Когда Эска пошел выполнять его просьбу, Марк повернулся к Коттии.

— И зачем ты сюда пожаловала, госпожа?

Девочка подошла ближе, встала рядом с Волчком и устремила полный упрека взгляд на Марка:

— Почему ты мне ничего не сказал?

— О чем? — Он прекрасно знал, что она имеет в виду.

— О целителе с ножом. Я видела через окно кладовой, как он подъезжал на упряжке мулов, и Нисса мне сказала, зачем он приехал.

— У Ниссы слишком длинный язык, — заметил Марк. — Я хотел, чтобы ты узнала, когда все будет позади.

— Ты не должен был скрывать от меня! — возмутилась она. — Я имею право знать! — И так же бурно спросила с тревогой: — Что он будет с тобой делать?

Марк заколебался, но решил, что не он — так противная Нисса все равно расскажет.

— Будет чистить рану. Вот и все.

Личико ее прямо на глазах заострилось еще больше.

— Когда?

— Утром, очень рано.

— Пошли Эску сказать, когда он кончит.

— Нет, будет очень рано, — твердо повторил Марк. — Ты еще не проснешься.

— Проснусь. Я буду ждать в конце сада. Буду ждать, пока Эска не придет. Пускай попробуют увести меня оттуда, я все равно буду ждать. Я и еще кого-нибудь могу укусить. Если меня станут уводить, я так и сделаю, и тогда меня побьют. Приятно тебе будет знать, что меня побили из-за того, что ты не послал Эску?