Абу Нувас - Бетси Шидфар Страница 22

Очень жарко и хочется пить. Даже голода Хасан не чувствует больше, хотя живот подвело и голова по-прежнему кружится. Еще на рассвете они с Валибой покинули грязный постоялый двор в Куфе, где им пришлось оставить последние деньги в уплату за комнату, которую они занимали больше месяца. В последнее время удача отвернулась от них. Валиба поссорился с богатым и влиятельным куфийцем аль-Махзуми, и поэту с учеником пришлось бежать из Хиры, где они надеялись остаться подольше. К тому же новый халиф аль-Махди, обиженный тем, что Валиба сразу же после смерти аль-Мансура не посвятил ему хвалебных стихов, не пригласил его ко двору и не принял, когда поэт, с большим трудом собрав деньги на дорогу, явился в Багдад.

Валибе пришлось вернуться в Басру, где у него было много недругов, и пробавляться случайными заработками — стихами, превозносящими богатых купцов и наместника, экспромтами. Хасан тоже помогал. За время, проведенное с Валибой, он привязался к учителю. Ему нравился его беспечный и насмешливый нрав; его восхищало то, что, казалось, никакие несчастья не способны озлобить учителя, заставить его изменить себе.

А сам Хасан очень изменился. Это уже не тот круглолицый мальчик с ямочками на щеках, который семь лет назад пришел в дом Валибы. Неспокойная жизнь бродячего поэта наложила отпечаток на его лицо. В углах рта появились насмешливые и горькие морщинки, такие же видны у глаз. Он так же невысок, но сильно исхудал, лицо вытянулось, острый подбородок скрыт негустой темной бородкой, над тонкими губами — полоска усов.

Валиба не раз смеялся: «Нужно сильнее орошать твои усы вином, тогда они будут расти лучше». Хасан отшучивался, как мог; он был великий мастер на шутки, и не раз они навлекали и на учителя, и на ученика гнев тех, кто был жертвой издевки. Вот и теперь случилось так же…

Горячий песок набирается в сандалии. Хотя еще нет десяти, солнце палит беспощадно. Только бы удалось до полудня добраться до Зу Тулуха, небольшого селения, где они смогут напиться и отдохнуть! В Хире им пришлось продать своих ослов, чтобы рассчитаться с хозяином постоялого двора. Будь проклят этот хозяин! Он надолго запомнит своих гостей, которых обобрал до нитки, забрав даже теплые шерстяные плащи! Хасан, улыбаясь, шепотом повторяет сложенные им стихи:

Худшее изо всех мест — постоялый двор в предместье Хиры.

Там скверный запах и лицезрение скверного лица хозяина

заедаешь скверной едой и запиваешь прокисшим вином,

Кислым, как слова того, кто его продает.

Скоро его стихи станут известны по всей Хире, дойдут до Куфы, и тогда вряд ли кто-нибудь остановится в этой грязной дыре. Только так может отомстить поэт. Но что толку: им с Валибой приходится идти пешком по раскаленному песку, под горячим солнцем. А учитель уже немолод, ему тяжело, хотя он и бодрится.

Хасан оглядывается. Валиба бредет, тяжело передвигая ноги, глаза у него воспалены, видно, он не совсем здоров. Но, встретив взгляд Хасана, улыбается и говорит:

— Что, сынок, ты, верно, отдал бы старого учителя за молодого осла!

Хасан, улыбнувшись в ответ, замечает:

— Всем известны стихи:

«Сколько ослов ездят на конях благородной крови.

Сколько благородных людей не имеют даже осла!»

Неплохо бы сейчас сидеть в прохладной беседке в тени виноградных лоз, срывать покрытые серебристым налетом тяжелые гроздья темно-пурпурного винограда. Его граненые прохладные ягоды в руке, из них потечет темный сладкий сок! Хасан с трудом глотнул. Жажда становилась нестерпимой. Песчаная почва сменилась солончаком, соль ослепительно сверкала.

Только теперь Хасан по достоинству оценил слова древнего поэта: «Воздух раскален так, что кажется, будто стальные иголки пляшут перед глазами». Действительно, сейчас кажется, что острые иголки вонзились в зрачки. Хочется лечь на землю, прикрыть лицо и не думать ни о чем, сгореть в солнечной печи. Хасан снова оглянулся: Валиба еле двигается, спотыкаясь и опустив голову.

Он вернулся и взял учителя под руку.

— Спасибо тебе, сынок, я буду держаться за тебя, как лоза держится за колышек, вокруг которого она обвилась. Скоро мы придем в Зу Тулух, за солончаками начнется хорошая дорога, а там мы можем встретить шатер кочевника, который примет нас и даст воды или холодного молока. Хорошо бы сейчас что-нибудь съесть, например, жареную куропатку…

— Или свежую лепешку! — подхватил Хасан.

— Или жирную похлебку!

— Или нежную индейку!

— Или сочный кабаб!

Валиба выпрямился и, отпустив руку Хасана, проговорил:

— Мы с тобой образованные люди и поэты, сынок, нам не пристало поддаваться отчаянию и усталости. Наш дух должен быть сильнее тела. Сейчас мы с тобой сложим стихи о нашем пути и о тех блюдах, которыми я угостил бы тебя, будь я халифом или вазиром. Я начну, а потом мы будем говорить по бейту поочередно в размере реджез:

Мы идем по каменистой дороге, снизу — соль, сверху — солнечный жар.

Ну, продолжай!

Хасан, не задумываясь, сказал:

О, если бы перед нами появилось шесть лепешек, а среди них жареная утка.

Валиба подхватил:

Румяная утка прославленной китайской породы, а за ней последовал бы рис,

Она так прекрасна, что от нее не оторвать глаз, а за ней — хирское вино.

Хасан продолжал: