Запечатанное письмо - Эмма Донохью Страница 22

— Лично мне и здесь спокойно, — заверила она, хотя на самом деле с трудом сдерживала раздражение. Он снова едет в Шотландию на столетнюю годовщину своей бабки, когда мог бы остаться в Лондоне!

— Ты ведьма! Представляю, как ты посещаешь приговоренных, мучишь их и уходишь, оставляя аромат своих духов в спертом воздухе камеры…

Она улыбнулась, разглядывая спящую в клетке большую черную пантеру.

— Может, найти двуколку и покататься по парку? — предложил Андерсон.

— Лондонские извозчики известные сплетники.

— С какой тоской я вспоминаю адмиральскую гондолу! Эти лунные ночи, тихий шепот волн…

— Ты невыносим! — с милой улыбкой упрекнула его она.

— Моя квартирная хозяйка ужасно любопытна и назойлива, — осторожно заговорил Андерсон, — но я знаю один очень приятный и тихий отель…

Хелен устремила на него холодный взгляд.

— В этом есть нечто гадкое.

— Прошу тебя, не сердись!

Андерсон выглядел таким сокрушенным, что она подняла голову и прошептала ему на ухо:

— Терпение! Ты знаешь, я с радостью отдала бы за тебя жизнь!

— Дорогая моя, храбрая девочка! — хрипло простонал он. — Прекрасная Елена, чья красота способна разметать сотни кораблей и…

Она отстранилась, не дав ему поцеловать себя.

— Когда ты должен ехать? — вырвался у нее вопрос, о чем она сразу пожалела.

Лицо его сразу утратило восторженное выражение.

— Приказ от начальства должен поступить со дня на день.

— Но ты всегда можешь попросить, чтобы тебя направили в полк, который располагается в Англии, не так ли? — Не стоило ей заводить этот разговор; она ступает на зыбкую почву. — Я слышала, офицеры часто так делают, если их полки отправляют служить в Канаду или в Вест-Индию…

— Как ты понимаешь, я предпочитаю Мальту.

Она отвернулась, пряча заблестевшие от слез глаза.

— А еще офицеры частенько продают свой патент, — заметил он. — Ты этого хочешь?

— Нет, конечно, — проглотив комок в горле, ответила она. — Мне бы не хватало твоего блестящего алого мундира.

Андерсон выдавил смешок. Помедлив, он щелкнул крышкой карманных часов.

— Сейчас будут кормить орлов, хочешь посмотреть?

— Нет, я собираюсь вернуться домой, — возразила в отместку ему Хелен.

В записке, которую Хелен отправила на следующее утро, она уже не делала вид, что ничего не произошло. В конце концов, ее давняя подруга — со своими радикальными взглядами и независимым образом жизни — не такая, как другие женщины. Испытанная тактика в виде лести, иносказаний и уловок здесь не поможет. Хелен решила покаяться Фидо.

«Кроме тебя, у меня нет ни одного друга на свете, — вдохновенно импровизировала она, — и я с волнением и страхом прошу тебя выслушать всю историю из моих уст, прежде чем ты вынесешь окончательное суждение. Ведь совсем недавно ты говорила мне, что родственные души должны поддерживать друг друга в любых испытаниях!»

Час за часом ждет она ответа. Время визитов подходит к концу. Гарри, который провел день в Дептфорде, любуясь каким-то новым бронированным шлюпом или шхуной (Хелен отказывается понимать эти различия), вошел в гостиную и уселся за чай. Он просматривал доклад о реформе во флоте; Хелен читала последний выпуск «Нашего общего друга», [42]но путалась в героях. Такое впечатление, что каждый из них находится в отдельной ячейке пчелиных сот: их разделяет стена отчуждения.

Наконец звонок в дверь! В гостиную заглянула горничная и сообщила о приходе мисс Фейтфул, и у Хелен возникло чувство, будто гора свалилась с плеч.

— Проводите ее сюда, — невозмутимо распорядился Гарри.

Он протянул свою чашку; Хелен поняла, что он хочет, чтобы ему налили еще чаю. Почему он не уходит?

Вошла усталая Фидо. У Хелен прервалось дыхание. Она мимикой выразила ей сожаление: «Если бы мы были одни!» — но Фидо ответила ей чужим, равнодушным взглядом.

Гарри встал во весь свой громадный рост и приветствовал гостью. Глядя на него рядом с невысокой Фидо, Хелен нашла в его росте нечто дикое, первобытное. Нет, это не благородный норманн, а потомок более древней расы: он происходит от жестоких гуннов, в его руках уместно выглядел бы окровавленный топор.

Все сели и начали передавать друг другу тарелку с бутербродами. Гарри принялся расспрашивать об одном из братьев Фидо, который недавно получил звание капитана. Вскоре они перешли к ее любимой теме — борьбе за права женщин.

— Видите ли, адмирал, уже половина британских женщин вынуждена работать, чтобы прокормить семью, — объясняла Фидо. — И в основном они занимаются изнурительным и отупляющим трудом в угольных шахтах или изготовляют цепи.

— Ну, жены и дочери бедняков — это дело другое, — возразил Гарри. — Но когда речь идет о женщинах среднего или высшего общества…

Она прерывает его:

— У нас на бирже я постоянно вижу несчастных жен и даже дочерей джентльменов, разорившихся, когда стоимость акций, в которые они вложили свое состояние, резко пошла вниз. Некоторые джентльмены по другим причинам не в силах обеспечить семью.

— Ты имеешь в виду девочек, как Нелл и Нэн? — спросила Хелен и, видя, как ее муж гордо распрямляет плечи, едва удержалась от смеха.

— Конечно, ваши дочери получают хорошее воспитание и образование… Но в какой области они смогут зарабатывать средства, если, не дай бог, для них настанет черный день? Я считаю, что не отсутствие природных способностей, а наши предрассудки и законы лишают их возможности работать в магазинах, в конторах, управлять школой, институтом или поместьем…

Гарри надменно фыркнул:

— Не думаю, что мне будет трудно подыскать мужей для моих дочерей.

«Для моих дочерей! — возмущенно подумала Хелен. — Будто они появились из его бедра!»

— Кстати, сорок три процента англичанок в возрасте двадцати лет — незамужние, — сообщила Фидо.

Цифра вызвала у него изумление.

— Фидо, ты у нас буквально ходячий справочник! — пробормотала Хелен.

— А! — воскликнул Гарри, подняв длинный палец. — Но если вы и ваши друзья утописты собираетесь обучать девушек из родовитых семей, чтобы они стали независимыми от нашего пола, — если вам удастся убедить их в том, что одинокая жизнь — широкая дорога, а замужество только торная тропа, — так зачем им вообще выходить замуж?

Подумав, Фидо ответила:

— Для большинства женщин, адмирал, супружество является особым и достойным уважения призванием, но, поскольку у меня отсутствует личный опыт, я вряд ли могу судить о его привлекательности.