История викингов. Дети Ясеня и Вяза - Нил Прайс Страница 22

В стихотворении говорится, что «брат будет биться с братом насмерть», «нарушат сестричи нравы рода; мерзко в мире, нет меры блуду» ^[11] — отсылка к инцесту и гибели целых семей. Кризисы середины VI века, вероятно, привели к широкому распространению на Севере всеобщего чувства упадка, и социальные связи, на которых держались скандинавские сообщества, начали утрачивать свою силу. Казалось, будто сама ткань существования на глазах расползается на лоскуты.

Очевидный довод против пылевой завесы как прообраза Фимбульвинтер заключается в том, что скандинавский мир вовсе не прекратил существование в середине VI века. Впрочем, здесь многое зависит от угла зрения и ретроспективной оценки, ведь на самом деле одна модель общества в самом прямом смысле погибла, не пережив потрясений того времени. Понятно, что вулканическая зима была не единственной и, возможно, даже не основной причиной этого. Но она подбросила дров в уже разгоревшийся костер и, безусловно, сыграла очень важную роль. То, что возникло затем из хаоса, было в некотором смысле совершенно новым миром, основанным на совершенно иных социально-политических принципах. Это новое рождение также воспроизводится в расширенном мифе о Рагнарёке, началом которого служит Фимбульвинтер, — впрочем, мы забегаем вперед.

Даже ветеранам и гражданским жертвам современных войн трудно представить себе гибель целой половины населения и последующий крах всех социальных институтов. Сегодня даже самые чудовищные бедствия с самыми шокирующими потерями разыгрываются все же на фоне более широкой и в целом гораздо более спокойной картины. Нетрудно представить: скандинавам VI века казалось, будто их мир неотвратимо рушится и сползает обратно в изначальную пустоту, из которой когда-то появился. В культуре, где сохранение и передача исторической памяти осуществлялись через устную традицию, было неудивительно, если и двести лет спустя пережитая трагедия рисовалась в рассказах по-прежнему живо и ярко, как ужасающее видение конца света и нового начала, составлявших часть более обширного цикла. В конце концов, предопределенность судьбы, неизбежность Рагнарёка и осведомленность богов о собственной грядущей гибели составляет постоянный мотив скандинавской мифологии.

Однако не на всех кризис повлиял одинаково. В некоторых областях Восточной Норвегии явная разница прослеживается даже между отдельными районами, в зависимости от местной топографии, политических структур и внешних факторов изменения климата. На крайнем севере Скандинавии картина снова меняется, возможно из-за наличия морских ресурсов, в меньшей степени пострадавших от климатических явлений 530-х и 540-х годов. В некоторых районах вообще не было покинутых поселений и крайне мало других признаков упадка. Если одни области сильно пострадали, то другие, по-видимому, могли даже процветать за их счет — например, именно тогда, похоже, произошло перемещение центра власти из Западной Норвегии в восточный регион вокруг фьорда Осло, на территорию современных Эстфолда и Вестфолда, имеющих хорошо защищенный доступ к морю. Судя по всему, некоторые по-настоящему преуспели, воспользовавшись новыми возможностями и приспособив новую реальность к своим интересам.

Для скандинавов периода Великого переселения народов Фимбульвинтер (в сочетании с другими, более медленно действующими факторами) была концом, — но вместе с тем и началом чего-то нового, и именно начало здесь играет ключевую роль. Новые общества, сумевшие заново подняться на голых пустошах, оставленных годами без летнего тепла и света, создали принципиально иные общественные и властные структуры, и вместе с ними родился новый жизненный уклад, в котором скрывались ростки будущей эпохи викингов. Поэтому со временем археологи стали рассматривать перемены, произошедшие в начале позднего железного века, не просто как процесс восстановления, но скорее как взвешенный выбор, утверждение новых политических стратегий и возникновение новых форм власти — а именно возвышение военной знати.