В июле 1942. Оборона Касторного. Правда и вымысел - Игорь Сдвижков Страница 22

Тем не менее никаких властных полномочий, нужных, чтобы заставить Стысика выполнить приказ и атаковать совхоз Озерки, ни майор Корш, ни сам Батюк не имели. Поэтому майор Корш вернулся от подполковника Стысика ни с чем. И тогда потерявший терпение и выдержку Батюк вышел из себя и сорвал все свое раздражение и злость на своем начальнике штаба ^[157].

Что именно он сказал майору Коршу, неизвестно, так как никто из командования и штаба дивизии мемуаров не оставил (да и сомнительно, чтобы в советское время они написали о таком), поэтому все детали того нелицеприятного разговора мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но вот что характерно: после грубой выходки подполковника Батюка и всего того, что он сгоряча наговорил (накричал) майору Коршу, тот ушел из штаба и сутки им не руководил. Мы узнаем об этом из свидетельства командированного в 284 сд батальонного комиссара Голицына, который писал:

«В период боя 2 июля командир дивизии обругал начальника штаба и многое нагрубил за то, что начальник штаба не мог заставить 14 тбр выполнить боевую задачу командира дивизии. В результате начальник штаба дивизии тов. Корш ушел совсем со своей работы и не являлся целые сутки в самый ответственный период боя, причем начальник штаба заставить выполнить приказ командира бригады не мог, потому что бригада находилась в это время в распоряжении оперативной группы Брянского фронта и только в последний период танковая бригада стала подчиняться 284 сд в оперативном отношении» ^[158].

«Обругал и многое нагрубил»… И ведь речь идет не о бессловесном рядовом бойце, которого иные комдивы запросто «по мордaм» били, когда слов не хватало, и не о каком-нибудь «ваньке-взводном», обругать которого запросто мог и ротный. Речь идет о майоре, начальнике штаба дивизии, русском офицере, который начал военную службу задолго до Батюка и был воспитан совсем в других традициях…

Оправдывает ли грубая выходка «наломавшего сгоряча дров» комдива уход его начальника штаба со своей работы в период боевых действий? Считаю, что нет, не оправдывает. Но что же и как надо было наговорить (наорать) боевому офицеру, чтобы выбить его из рабочей колеи на целые сутки?

Здесь нам не обойтись без разговора о взаимоотношениях комдива и начальника штаба 284 сд, поскольку выходка Батюка в то утро была лишь видимым проявлением, своего рода выплеском его общего неприязненного отношения к своему начальнику штаба «из дворян». Многое в подобном поведении комдива объясняют данные ему прежде служебные характеристики, где начальники наряду с его несомненными положительными качествами давно замечали за ним и другое.

А. Дмитриевский в своей статье о комдиве Батюке приводит следующие выдержки из его предвоенных аттестаций: «…трудолюбивый, требовательный, энергичный и инициативный командир. В практике работы при неудачах допускает грубости, что заметно отражалось на личном составе и курсантах…» ^[159]

Заметно отражалось… Произошедшее под Касторным, увы, подтвердило это в полной мере. В другой аттестации было написано: «Настойчив, в отдельных случаях неразумно упорен, при замечаниях начальника обидчив. Хорошо работает при поощрении» ^[160].

Батюк и Корш возглавляли дивизию всего около месяца, но этого времени вполне хватило для того, чтобы комдив заявил прибывшему представителю политуправления фронта, что его недоверие к начальнику штаба столь велико, что он из-за одного этого на успех дивизии не рассчитывает! То есть следующим шагом для бдительного комдива оставалось только «назначить» начштаба вредителем и сообщить куда следует!

О том, как отзывался про своего начальника майор Корш, упоминаний в документах нет, да и вряд ли он вообще высказывал свое мнение на этот счет публично. Но мне трудно представить, чтобы он не имел его вовсе. Вероятно, отношения комдива и начштаба не сложились с самого начала, поскольку слишком разным было их представление о межличностных контактов вообще и офицерских в частности, о том, что в них допустимо, а что — нет. Несдержанность в тоне и выражениях, начальственная бесцеремонность и грубость, которые Батюк позволял себе в отношении подчиненных, очевидно, категорически не принимались майором Коршем как некие «правила игры», к которым ему надо было приспособиться, тем более — как норма «офицерской этики». И если служебное положение, «замаранное» социальное происхождение и «подмоченная» прошлыми «грехами» репутация не позволяли ему делать это открыто, то нет никаких сомнений, что его молчаливое, но совершенно очевидное неприятие подобных отношений было хорошо заметно многим окружающим, да и самому Батюку, который даже не скрывал предубеждения к своему начштаба «из бывших».

К тому же майор Корш был на шесть лет старше Батюка, что тоже накладывало определенный отпечаток на их непростые отношения. Он воевал, был дважды ранен и контужен в боях за советскую власть в ту пору, когда Батюк еще понятия не имел, что такое служба в Красной армии. Образовательный и общекультурный уровень начштаба Корша был неизмеримо выше уровня его своенравного комдива, а воспитанные с детства достоинство и честь, очевидно, лежали в основе его отношения и к себе, и к другим и были несгибаемым стержнем характера.

И вот теперь, при посторонних лицах, не сдерживаясь в выражениях, его «не кончавший академиев» начальник с правильным социальным происхождением грубо обругал его, начальника штаба дивизии, словно недостаточно проворного и исполнительного приказчика, который должен был «вывернуться наизнанку», но исполнить волю хозяина!

И как же после этого должен был воспринимать Корш подобную грубую выходку? По Батюку — проглотить, угодить и впредь исполнять указания начальства поживее да понаходчивее. Но Корш не проглотил и не угодил, а обиделся и вообще ушел. Неудивительно, что в деле с оперсводками и донесениями из 284 сд, до того подробно и обстоятельно составляемыми начальником штаба дивизии дважды и даже трижды в день, оперсводки за 2 июля нет вообще. Вот в такой обстановке и проходила работа штаба 284 сд на второй день боевых действий.

Но что же 14 тбр и ее командование? Получив указание на атаку совместно с 284 сд рано утром 2 июля, бригада в конце концов «привела себя в порядок» и перешла в наступление… вечером. Два танковых батальона 14 тбр атаковали противника в районе совхоза Озерки, но попали под огонь противотанковой артиллерии и, потеряв три танка М-3, вернулись в исходное положение ^[161]. (Согласно оперсводке 284 сд, в тот день был потерян и исходный пункт наступления 14 тбр — деревня Никольско-Ключевская ^[162].) Провал этого позднего наступления 14 тбр вряд ли был случайным, поскольку к тому времени на позициях у совхоза Озерки уже стояли наготове артиллерийские батареи из состава противотанкового дивизиона 9 тд, который должен был прикрыть наступление основных сил дивизии с севера. Но, не зная этого, комдив Батюк, а за ним и комбриг Стысик с одобрения ВПУ концентрировали свое внимание и силы на второстепенном участке, упуская из виду, что точка приложения главных усилий противника находится южнее Касторного.