Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 - Александр Чудинов Страница 22

Точно так же, выдавая желаемое за действительное, Бонапарт рассуждал о стратегических интересах держав Второй антифранцузской коалиции, предлагая Клеберу сыграть на их предполагаемых противоречиях. Характеризуя позицию Османской империи, Бонапарт, например, утверждал: «Султан Селим был против войны с Францией, диван расположен к нам благосклонно; потеря армий из Сирии и с Родоса открыла им глаза». Но утверждение относительно настроений султана и дивана имело совершенно произвольный характер и не подтверждалось какими-либо реальными фактами. Напротив, как мы увидим далее, турецкие власти имели самый решительный настрой на бескомпромиссную борьбу. И хотя большая часть их армии с Родоса действительно погибла в сухопутном сражении при Абукире, в Сирии Бонапарт сражался только с местными силами. Собираемая же великим визирем для вторжения в Египет армия в бой с французами еще не вступала.

Наивным выглядел и совет Бонапарта внушить туркам, что французы остановились в Египте лишь временно, по его выражению, «как в караван-сарае» на пути в Индию, и не собираются задерживаться на берегах Нила. Надо было иметь очень невысокое мнение об интеллектуальных способностях противника, чтобы надеяться скормить ему эту байку после целого года войны и оккупации.

Столь же произвольно и столь же безапелляционно автор мемуара оценивал позицию Российской империи: «Россия не против Египетской экспедиции. Если бы царь мог, не компрометируя себя и совладав со своим характером, он скорее повел бы себя благожелательно, а не враждебно по отношению к Восточной армии». Русские, утверждал Бонапарт, сами не претендуют на Египет, а потому не станут возражать, если французы там останутся, ведь в таком случае оккупированная провинция будет постоянным яблоком раздора между Францией и Османской империей, не позволяя им восстановить их традиционный союз. Кто действительно заинтересован в изгнании французов с берегов Нила, так это англичане, но для этого у них нет необходимых сил, занятых на других театрах военных действий. Столь уверенно рассуждая о возможности заключения с противниками сепаратных соглашений, Бонапарт явно не знал о союзных договорах, заключенных в январе 1799 г. Османской империей с Россией и Великобританией для изгнания захватчиков из Египта и серьезно затруднявших французам игру на противоречиях между членами коалиции.

В целом же весь документ, несмотря на его стратегическую значимость - вопрос войны и мира являлся для французов в Египте вопросом жизни и смерти, - оставляет весьма странное впечатление. Явно испытывая дефицит информации о реальном положении дел в Европе или даже в Восточном Средиземноморье, Бонапарт тем не менее рассуждает тоном всеведущего пророка, что, как мы видели, и ранее раздражало Клебера (вспомним его реакцию на утверждение корсиканца: «...Я более хладнокровно, чем кто-либо, могу просчитать исход событий.»). Вместо сообщения преемнику имевшихся у главнокомандующего сведений о текущем международном положении, пусть и немногочисленных, но достоверных, что позволило бы тому хоть как-то сориентироваться в обстановке, Бонапарт принялся безапелляционно потчевать его собственными фантазиями с одной- единственной целью - убедить и его, и будущих читателей мемуара в том, что он, Бонапарт, оставил армию в такой ситуации, когда у нее есть достаточно ресурсов держаться и дальше.

В отличие от только что рассмотренного документа, мемуар «О внутреннем управлении» содержит гораздо больше практических советов, обобщающих конкретный административный опыт первого года французской оккупации Египта. Начинает Бонапарт с констатации полиэтничного характера населения Египта, который французы, по его мнению, должны постоянно учитывать и использовать в управлении этой страной. Разумеется, принцип divide et impera (разделяй и властвуй) был придуман еще до него, но Бонапарт подробно объяснял в указанном документе, как его преемнику следует применять подобное правило в данном случае:

«Араб - враг турок и мамлюков. Их власть над ним носит сугубо военный характер. Турецкий язык столь же чужд обитателям этой страны, как и французский. Арабы считают, что от природы превосходят османов. Улемы, великие шейхи являются предводителями арабской нации и пользуются доверием и любовью всех обитателей Египта, что во все времена вызывало к ним ревность со стороны турок и мамлюков, старавшихся держать их в стороне от управления общественными делами. Считаю, что следовать подобной политике нет нужды. Мы не можем оказать непосредственное влияние на народы, которым мы слишком чужды. Нам нужны посредники, а потому мы должны дать этим народам предводителей, иначе они выберут их сами. Я предпочитаю в качестве таковых улемов и докторов права, во-первых, потому что они местные; во-вторых, потому что они являются толкователями Корана, а наибольшие трудности из тех, что мы испытываем и еще будем испытывать, нам создают религиозные идеи; в-третьих, потому что эти улемы имеют мягкий нрав, любят справедливость, богаты и следуют добрым принципам морали. Они, без сомнения, наиболее порядочные люди в стране. Они не умеют ездить верхом, непривычны к военному делу, мало расположены к тому, чтобы возглавлять какое-либо вооруженное движение. Я заинтересовал их своим управлением. Я использую их, чтобы говорить с народом; я составил из них диван; они - канал, через который я управляю страной».

Объяснив, таким образом, мотивы и приоритеты своей политики по «приручению» местных религиозных элит, Бонапарт дал советы и относительно других групп населения. Мамлюков, считает он, можно и нужно привлечь на свою сторону, сохранив за ними определенные привилегии и используя в качестве вспомогательного корпуса. Ибрагим-бею и Мурад-бею можно дать титулы принцев, остальным беям - звания генералов. Копты и другие христиане, находившиеся прежде в подчиненном по отношению к мусульманам положении, в любом случае останутся естественными союзниками французов и должны активно привлекаться в администрацию, но чрезмерная их эмансипация, способная вызвать недовольство мусульман, вредна и опасна. Судя по дальнейшим событиям, советы Бонапарта в отношении внутреннего управления оказались далеко не бесполезны для его преемника, который, как мы увидим далее, во время Второго Каирского восстания умело сыграет на противоречиях между различными группами египетского населения.

Мемуар Бонапарта «Об обороне Египта» содержал тоже вполне конкретные и реалистичные оценки возможных военных угроз Египту в предстоявшую кампанию. Восточная армия, предупреждал Бонапарт, может столкнуться с тремя опасностями: 1) с наступлением турок по суше из Сирии; 2) с высадкой англичан с моря; 3) с тем и другим одновременно. В первом случае, считал он, французам придется, скорее всего, иметь дело примерно с 60 тыс. штыков и сабель неприятеля. Турки блокируют французский форт Эль-Ариш своим авангардом, расположив остальные дивизии эшелонами у колодцев Зувейд (Zawieh), в Рафахе и Хан-Юнисе. Осада Эль-Ариша займет у турок, согласно подсчетам Бонапарта, не менее 20 дней. Столько же потребует осада форта Катия, следующего французского оплота на пути в Египет. Этого времени, полагал корсиканец, достаточно для того, чтобы стянуть основные силы Восточной армии численностью до 20 тыс. к Салихии и нанести поражение туркам при выходе их из Синайской пустыни.

При втором варианте развития событий для успеха английской высадки с моря, отмечал Бонапарт, в ней должно участвовать до 40 тыс. чел., которых у англичан в Восточном Средиземноморье просто нет. Меньший же по численности десант не имеет никаких шансов против французов.