Василий Недайкаша. Агент под псевдонимом Жук - Олег Ракитянский Страница 22

Но мешала агентура поляков — Крушинский и Сциборский. В случае если бы «тандем» вышел на Е. Коновальца, он смог бы установить прямой контакт и наладить канал предоставления важных сведений, минуя Сциборского, и тем самым обезопасить себя от провала перед польской «Двуйкой» ^[85].

Тогда бы в короткое время были бы изобличены как агенты поляков Крушинский и Сциборский, а затем и ликвидированы. Тем более учитывая, что в ОУН это была широко распространённая практика и выполнялась она беспрекословно, если факт предательства становился доказанным. А освободившиеся места, возможно, заняли бы В. Змиенко и В. Недайкаша. Поэтому как версия и было принято решение, чтобы Василий раньше времени в ОУН не стремился (вместо себя на первое время он внедрил своего брата — Порфирия), а постарался скомпрометировать «предателей». Что он и сделал в первые дни приезда, распустив слухи о сотрудничестве Крушинского и Сциборского с польской «Двуйкой». Реакция не заставила себя долго ждать. Сциборский отказался контактировать с В. Недайкашей и среди своего окружения предпринял попытки дезавуирования обвинений. Можно сказать, не безуспешные.

Демонстративная категоричность и поспешность, с которой «Жук» заявил о предателях в рядах ОУН, при этом вполне осознавая, что изменники тут же доложат в Варшаву, может свидетельствовать, что он действительно порвал со 2-м Отделом (которые курировали и «вели» польские спецслужбы) и взял курс на сближение с оуновцами. Одновременно попытался реабилитироваться перед ними за свою прежнюю службу «Двуйке» и вообще «пшекам». «Жест» в сторону ОУН был продемонстрирован, и, судя по тому, что он стал посетителем националистических мероприятий в Париже и с ним продолжили контактировать местные оуновские функционеры, он был «помилован», и за ним стали просто наблюдать. В свою очередь, и В. Недайкаша не торопил события, так как понимал, что является весьма ценным источником информации о «петлюровцах», «Двуйке» и о предателях. Поэтому ожидал «гостей» из службы безопасности ОУН для «взаимовыгодного сотрудничества». Однако те не спешили нанести визит, возможно сдерживаемые вторым в руководстве ОУН человеком — Сциборским.

Если бы В. Недайкаша действительно хотел «закончить» свою карьеру в спецслужбах и в политике, он бы не стал «дразнить» польскую «Двуйку», выдавая её агентов, и ОУН не стал бы рефлексировать на щекотливые вопросы о предателях и многом другом, что творится в Варшаве и у «них» на «родине» — в Галиции. В ожидании, что к нему придут «гости» из ОУН за «ответами», он и «фермачил» в надежде, что по делу двух предателей придётся давать показания, а в ходе таковых он и предложит «ответственным лицам» из ОУН сотрудничество в своём лице и В. Змиенко новым хозяевам. А поведать «коновалам» (адептам Е. Коновальца) было что.

О том, что В. Змиенко разочарован в службе УНР и в поляках, об этом он жаловался «Жуку» в июне 1935 года (даже если из того, что он заявил «Кондрату», только половина — правда). Поляки отобрали у «петлюровцев» и замкнули на себя всю агентуру 2-го Отдела, а также переподчинили всех курьеров. Разведывательную работу Отдела переориентировали на военную разведку. Активно запустили механизм добывания соответствующей информации и материалов о состоянии украинского военного округа на Украине: вооружение, дислокация частей, состояние фортификаций на границе с Польшей и т. д.

Основательно изменилось и отношение официальных властей Польши к правительству УНР. В ожидании начала новой войны с Советским Союзом поляки развернули подготовку к походу на Украину. И главной проблемой с «союзной» УНР встал вопрос об аннулировании договора от 1920 года, для того чтобы реализовать вековую мечту «пшеков» о Речи Посполитой «от моря до моря». Поэтому в рамках разработанных первоочередных мероприятий, помимо нейтрализации разведывательной деятельности УНР и усиления контроля за её функционерами (эту задачу выполнял Н. Чеботарёв), предполагалось подорвать авторитет УНР и скомпрометировать её руководителей. Эта задача также была возложена на Н. Чеботарёва, который, располагая своей агентурой во всех структурах УНР, умело интриговал её против руководителей различного ранга.

Одновременно в прессе развернулась антиУНРовская пропаганда, явно написанная «гетманской булавой» П. Скоропадского. Её смысл сводился к порочности отношений с «петлюровцами» не в пример «верному союзнику» Польши — гетману. Предтечей смены политического вектора отношений с УНР явился польско-германский договор о сотрудничестве (пакт «Гитлера — Пилсудского») от 1934 года. А так как в украинском вопросе креатурой нацистов являлся давний агент Германии П. Скоропадский, Варшава вынуждена была реагировать на «симпатии» западного соседа и постепенно отдаляться от прежнего украинского союзника. Этот «желательный» дрейф в сторону признания гетмана как законного приемника на украинскую власть позволял полякам, к удовольствию нацистов, решить главную проблему — расторжение договора от 1920 года и выход к Чёрному морю.

В свою очередь, А. Левицкий и его окружение предприняли зондажные усилия по установлению контактов с иностранными политическими кругами, а в перспективе и переезд во Францию. Мотивы данных поступков представители УНР объясняли игнорированием поляками украинского вопроса в принципе. То есть со временем он для них перестал существовать. И если в результате военного столкновения с СССР, об ожидаемости которого много лет говорили на Западе, территория Украины будет захвачена, то не было никакой гарантии, что она будет предоставлена правительству УНР в изгнании.

Решить эту перспективную проблему А. Левицкий вознамерился в Италии и Великобритании, которые являлись ярыми противниками усиления Польши в морских регионах Европы. Для этой цели в июне 1935 года в Лондон отбыл премьер УНР Смаль-Стоцкий. Одновременно он должен был выяснить позицию Соединённого Королевства по вопросу присоединения Украины к польскому государству.

Итальянское направление взял на себя лично А. Левицкий и весной 1935 года в Швейцарии встретился с представителем МИД Италии, обсудив указанные вопросы. По результатам переговоров итальянец заверил, что УНР может рассчитывать на дипломатическое вмешательство Италии ^[86].

Все указанные внутриполитические процессы проходили с участием генерала В. Змиенко: «…Змиенко такого же мнения обо всём этом, как и я. В Польшу он уже не верит. Он видит хорошо, что поляки всякими мерами, особенно в последние два года, мешают его работе. Два года как не посылался на Украину ни одни курьер с заданием организационного характера. Запрещение своё поляки мотивируют тем, что в данный момент этого не нужно, что на Украине настолько сильны антимосковские и антисоветские настроения, что никакой поддержки с нашей стороны им не нужно…» ^[87]

Симпатии В. Змиенко к ОУН были вызваны не только антипольской направленностью её деятельности, но и радикальностью предлагаемых методов борьбы за независимость Украины (в контексте освобождения Западной Украины — Галиции, Волыни и Закарпатья). Террор В. Змиенко, как и оуновцы, считал «лучшей школой» в деле формирования нового «украинца» в борьбе с внешними и внутренними врагами. Он считал, что «…террор вызывает в народе желание борьбы и создание своей силы, террор обостряет взаимоотношения» ^[88].