Гибель Высоцкого. Правда и домыслы - Борис Кудрявов Страница 22

Но, видимо, Вениамину Борисовичу хочется верить-думать, что такое высказывание антисоветское…

Хотя в кармане у Высоцкого особых кукишей действительно никогда не было. Скорее, он дразнился вовсе не с властью, а влегкую подшучивал над проявлениями косности, тупизма в государственно-партийной системе, в обществе. Высоцкий не очернял и не высмеивал советскую действительность. Действительность он изображал-показывал. Да, с иронией, но незло. В этом и состоял его истинный патриотизм.

Поэтому-то чиновники, партработники среднего, да любого звена остерегались и, чего греха таить, побаивались иметь дело с таким ярким человеком. Потому запреты на выступления не раз случались.

Сам поэт в 1973 году в письме секретарю ЦК КПСС П. Н. Демичеву так высказался на эту тему:

«Мне претит роль „мученика“, этакого „гонимого поэта“, которую мне навязывают… Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, имея такую популярность… Я хочу только одного — быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество».

При всех своих советско-либеральных взглядах в творчестве, в стихах, песнях Высоцкий не позволял себе переступать черту нормального отношения к обществу, в котором живет.

Как же так? — спросит очередной сомневающийся читатель. — А кажущиеся полудиссидентскими остросюжетные песни с подтекстами? Ответить можно так: многие песни Высоцкого написаны им к фильмам и имели совершенно конкретную направленность. В какие-то ленты они не вошли (по разным причинам). А смысл остался понятен только тем, кто об этом знал. К примеру, для картины «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» Высоцкий подготовил две песни — «Разбойничью» («Сколь веревочка не вейся…») и «Купола». К фильму «Бегство мистера Мак-Кинли» Владимир Семенович написал девять баллад.

«А в результате я пошел смотреть — там с гулькин нос осталось всего этого. В общем, довольно печальное зрелище, — огорчался Высоцкий. — Понимаете? И всегда досада берет. А получилась простая очень вещь. Кроме того, что там были какие-то люди не согласны с текстами или согласны — это уже бог им судья, это, знаете, кто как. Но там произошло еще другое: я писал песни трагические, отчаянные, очень-очень нервные, а… а кино получилось повествовательное, раздумчивое, довольно медлительное. Поэтому они не вошли. Кино-то не выбросишь. А песни можно. Вот они их и убрали. Такая же история была и в „Робин Гуде“. Сказали, что баллады утяжеляют. И это случается довольно часто…»

Интересную мысль высказал российский философ Борис Межуев:

«У него (у Высоцкого. — Б.К.), совершенно отсутствует то, что пронизывает песни Окуджавы, Галича, фильмы Рязанова, Козакова, романы Аксенова, спектакли Любимова, созданные из намеков, птичьего языка интеллигенции, понятного только узкому кругу посвященных. По крайней мере, это отсутствует в зрелом творчестве Высоцкого, и именно это смогло сделать его народным поэтом. Да, у раннего Высоцкого, например, в песне о Фишере, были моменты хитрого зубоскальства. Но чем дальше он развивался, тем больше это уходило».

Да, именно за это Высоцкого и любил народ. И таким обстоятельством сам Владимир Семенович нисколько не гнушался. Выступал много и на разных площадках. Ниша его до сих пор не занята. Удивительно, но факт: не появляется почему-то в России творца-художника такого масштаба. Хотя вроде бы все просто — выходит человек к народу с гитарой. И поет собственные песни. Но время другое. И бард такого масштаба нашим временем не востребован…

Соглашаюсь полностью с высказыванием высоцковеда Виктора Бакина, который явно солидаризуется с Борисом Межуевым: «Высоцкий не был ни скрытым, ни явным антисоветчиком; не был он и диссидентом и с „фигой в кармане“ не жил. Ореол мученика и страдальца ему тоже не подходит. Он весь жил советской эпохой. В нем нет ерничанья и презренья к этой эпохе. Глубокая любовь и безоговорочная преданность России сопереживалась им с не менее глубокой болью к России советских реалий. Это была конструктивная ирония человека, находящегося внутри этой эпохи, живущего вместе с ней, желающего не свергнуть существующую власть, а помочь ей измениться в лучшую сторону. Его творчество — обычный, естественный конфликт большого художника с тоталитарной властью. Ни больше ни меньше».

Так же считает и Марина Влади:

«Тогда власть была только политической, полицейской (и это его погубило). Почему, когда в государстве полицейская власть, артисты все время творят? А когда наступает полная свобода и есть деньги, ничего особенного не выходит? Я не знаю. Почему нужно давление, чтобы люди выражали себя?»

Интересно, что тот же биограф Новиков, когда отвлекается от малопродуктивных интроспективных изысканий, вполне себе ясно-правдиво и даже мудро, не боясь показаться чересчур откровенным, вещает:

«Это очень важная история, кто кого сгубил — Высоцкий советскую систему или она его? Есть и то и другое: он ускорял ее гибель, но она ускорила его кончину. Для Владимира Семеновича очень важно было печататься. Не с точки зрения какой-то гонорарной, а чтоб получить квалификацию профессионального литератора. Слово ПОЭТ было для него священным! И вот когда он потерял веру в возможность напечататься, именно тогда