Годы и войны - Александр Горбатов Страница 21

А я-то хотел спасать их, мерзавцев!

После того как мы освободили город Ковель, я был назначен командиром отдельной Башкирской бригады. До 19 августа 1919 года эта бригада входила в состав колчаковской армии и находилась в селе Туркмен, в районе Верхнеуральска. Потом революционно настроенные солдаты и офицеры, сговорившись между собой, арестовали контрреволюционных офицеров и под командой Мусы Муртазина перешли на сторону Красной Армии. В бригаде было два полка — 850 сабель, 2 орудия, 16 станковых пулеметов. В скором времени башкиры сумели зарекомендовать себя стойкими борцами за Советскую власть. В боях против колчаковцев бригада имела большой успех, захватила 11 орудий, 28 станковых пулеметов и большой обоз.

1-й Башкирский кавалерийский полк также был сформирован колчаковцами. Он перешел на сторону Красной Армии в начале 1919 года, уничтожив офицеров, не желавших служить народу. Позднее полк был переброшен в район Петрограда, где отважно сражался против Юденича и получил Почетное Красное знамя от рабочих Петрограда.

Отдельная Башкирская кавалерийская бригада двухполкового состава в апреле 1920 года была переброшена с Восточного фронта в район Киева; в тот же район из Петрограда 15 мая был переброшен 1-й Башкирский кавполк, влившийся в бригаду третьим полком.

28 мая бригада ликвидировала крупную банду севернее Киева и за ее счет значительно пополнилась конским составом; 1 июня форсировала Днепр, овладела местечком Горностайполь и рядом деревень; потом совместно с 7-й стрелковой дивизией, вступив в подчинение к ее исключительно смелому и способному комдиву Голикову, успешно наступала, форсируя реки Случь, Горынь, Стоход, а 15 августа овладела городом Устилуг на реке Западный Буг. В это время я и вступил в командование бригадой.

20 августа в бригаду из Башкирии прибыла делегация от Военно-революционного комитета и политуправления башкирских войск, привезшая подарки: 200 пудов пшеничной муки, 20 пудов табаку, 3 пуда меду, 5 пудов мыла, 25 штук карманных часов, 10 стопок бумаги, 400 конвертов, — 4 дюжины карандашей и 500 конских арканов. Все это было распределено среди красноармейцев — в первую очередь давали отличившимся в боях. Теперь такие подарки покажутся несколько странными, но в то время, когда армия нуждалась даже в мыле, бумаге, конвертах и многом другом, получить подобный подарок было не только приятно, но и очень полезно, все эти предметы высоко ценились на фронте.

Перед строем полков было прочитано обращение правительства Башкирской Советской республики:

«Дорогие товарищи!

Мы узнали о вашей героической деятельности против польских белогвардейских банд. Этим вы доказали свою преданность делу рабочего класса, коммунизму, и мы шлем вам горячий привет и посылаем подарки, собранные вашими братьями-башкирами. Посылая эти подарки, мы хотели засвидетельствовать солидарность между тылом и фронтом. Им должны бить уверены, защищая с оружием в руках интересы рабочего класса Советской России и Башкирии, что трудящиеся с сохой и молотом не забывают о вас и в любую минуту по требованию Советского правительства придут вам на помощь всем необходимым.

Да здравствуют красные кавалеристы Башкирии! Да здравствует единение тыла с фронтом! Да здравствует Башкирская Советская республика Российской Федерации!»

Бригада, оставив свои тылы в городе Устилуг, овладела Грубешовом, вышла западнее города Холм, подорвала три мостика на железной дороге Холм — Люблин и получила запоздалый приказ — отойти в район Грубешова.

Время клонилось уже к вечеру, люди и лошади приустали, но нужно было пройти еще тридцать километров до ночевки, так как мы далеко оторвались от наших войск.

После незначительных стычек с пехотой противника мы прибыли за час до полуночи в одно местечко, где решили остаться на ночь. От каждого полка выставили в охранение по эскадрону: все части и штабы расположились в местечке.

Около часа ночи я лег отдохнуть. Сквозь сон слышал, как кто-то спрашивал комбрига и что-то говорил о поляках, но усталость была так велика, что я не мог превозмочь сон. Не знаю, сколько я проспал, но, проснувшись, вспомнил, будто кто-то спрашивал меня. Вскочил — была полная тишина. Все спали мертвым сном. Разбудив дежурного, я узнал, что один башкир прибыл из соседний дивизии с донесением, что охранение выставлено, противника нет, но, когда он подъезжал к нашему местечку и был около кладбища, его оттуда окликнули по-польски. Долго мы искали кавалериста, привезшего донесение, и наконец нашли его среди спящих в сенях. С трудом разбуженный, он подтвердил то, что доложил дежурный.

Кладбище, о котором шла речь, было на юго-восточной окраине местечка, в направлении нашего отхода. Засада здесь грозила нам большой опасностью.

Было 4 часа утра. Связных мы послали в охраняющие эскадроны с приказанием: на рассвете сниматься и, не заходя в местечко, собираться в деревне, которая была в восьми километрах юго-восточнее его. Все отдыхающие части без шума были подняты по тревоге и построены на площади к пяти часам утра, но приказано им было выходить из местечка не на юго-восток, куда лежал наш путь, а на северо-восток.

Было еще темно. Не успела голова колонны выйти из местечка, как два пулемета противника начали обстрел его с той стороны, куда мы держали путь, и два пулемета — с северо-запада. Но пули летели поверх домов.

Головному эскадрону было приказано немедленно и самым решительным образом атаковать пулеметы противника, которые находились на нашем пути. Эскадрон с обнаженными клинками перешел на рысь, и вскоре раздались крики «ура», а через десять минут я получил доклад, что захвачены два пулемета и двенадцать пленных во главе с офицером.

От перепуганного молодого офицера узнали, что задачей его и соседних двух пулеметов было разбудить нас, вызвать панику и заставить выходить в юго-восточном направлении, где нас ожидали основные силы пехоты противника, включая и подразделения, засевшие на кладбище. Что мы можем выйти на северо-восток — этого они никак не ожидали.

Пройдя два километра, мы достигли леса и пошли по его опушке в юго-восточном направлении. Оттуда мы увидели на дороге многочисленную пехоту противника, которая ожидала нашего выхода из местечка. Заметив наше движение с другой стороны, белополяки открыли огонь из большого количества пулеметов, но к ведению огня в этом направлении они не готовились и, стреляя с предельной дальности, не причинили нам вреда.

Так, не потеряв ни одного человека, мы благополучно вышли из этого серьезного положения. Трудно сказать, как бы все это обернулось для нас, если бы я проснулся часом позже…

Мы продолжали отступать, и противник вторично вышел на пути нашего отхода. Он занял рокадную дорогу в нашем тылу, но, боясь атаки нашей конницы, не распределил свои силы вдоль дороги сплошной цепью, а расположил их батальонными группами, одна от другой на расстоянии более километра, простреливая незанятые промежутки пулеметным огнем.

Мы считали нецелесообразным прорываться в каком-либо из простреливаемых промежутков, а решили атаковать один из батальонов, чтобы таким образом увеличить в два раза брешь для прохода. Конницу я построил в три эшелона (полк за полком). Предварительно перед атакой первого эшелона мы обстреляли батальон противника из всех станковых пулеметов бригады.