Его Величество - Владимир Васильев Страница 21

В ожидании прибытия в Зимний дворец командующего гвардейским корпусом Воинова, Николай Павлович, волнуясь и не зная с кем еще поделиться своими чувствами, написал письмо сестре Марии Павловне:

«С. — Петербург, 14 декабря 1825.

Молись Богу за меня, дорогая и добрая Мария; пожалей о несчастном брате, жертве Промысла Божия и воли двух своих братьев. Я удалял от себя эту горькую чашу, пока мог, и молил о том Провидение. Я сделал то, что сердце и долг мне повелевали.

Константин, мой Император, отринул присягу, мною и всею Россиею ему принесенную; я был его подданным: мне оставалось ему повиноваться.

Наш Ангел должен быть доволен; его воля исполнена, как ни тяжела, как ни ужасна она для меня.

Повторяю, молись Богу за твоего несчастного брата; он нуждается в этом утешении; пожалей о нем. Николай» ²⁹

В 7 часов, приняв генерала Воинова, Николай Павлович прошел в залу, где его ожидали начальники дивизий и командиры бригад, полков и отдельных батальонов гвардейского корпуса. Он сказал им, что, покоряясь непременной воле старшего брата, которому недавно вместе со всеми присягал, принужден теперь принять престол.

— Есть вопросы, сомнения? — после того как был зачитан манифест, спросил Николай Павлович, вглядываясь в стройный ряд командиров.

— Нет вопросов. Не сомневаемся, — прозвучали выкрики.

Император кивнул головой, отступил шаг назад и торжественным голосом сказал:

— Теперь вы отвечаете мне головою за спокойствие столицы; а что до меня, если буду императором хоть на один час, то покажу, что был того достоин.

Начальники дивизий и командиры бригад, полков направились в помещение круглой библиотеки на присягу. В тот же час Синод и Сенат разослали повестки для сбора всех своих членов к 11 часам утра в Зимний дворец для выслушивания манифеста и торжественного молебствия.

Он снова остался один. О чем бы он ни думал, куда бы мысленно не обращался, на ум приходила тревожная мысль о брате Михаиле. Великий князь уже должен находиться в Петербурге. На встречу с ним к Нарвской заставе был выслан флигель-адъютант государя Василий Перовский.

На какое-то мгновение Николай Павлович закрыл глаза, увидел себя и брата Михаила в детском возрасте. Они помещены в Зимнем дворце в верхнем этаже над комнатами государя, близ маленького садика. Николай Павлович, поддавшись искушению, мысленно прошел туда от Салтыковского подъезда и увидел белую прихожую, потом залу с балконом, антресолями. Пол и стены внизу комнат обтянуты шерстяными подушками, а выше тянулись обои с изображением зверей. На полу, на больших подушках разбросаны игрушки. В маленьком детском раю никого нет, кроме братьев, воспитательницы Николая — шотландки Евгении Васильевны Лайон и воспитательницы Михаила миссис Кеннеди.

Видение резко сменяется другими картинками. Он видит отца. Они разговаривают. Великий князь Николай Павлович спрашивает:

«Папа! Почему вас называют Павлом I?»

«Потому, что не было другого государя, который носил бы это имя до меня», — отвечает император.

«Тогда меня будут называть Николаем I».

«Если ты вступишь на престол», — замечает ему государь и быстро направляется к выходу.

Великий князь бежит за отцом, но дверь перед ним захлопывается. Он падает на пол и заливается слезами.

На этом видение прерывается. Николай Павлович смотрит на часы. Уже восемь часов утра, но сообщений от его флигель-адъютанта Василия Алексеевича Перовского о прибытии Михаила Павловича все еще нет. С минуты на минуту должен прибыть военный генерал-губернатор Милорадович. От него Николай Павлович надеялся узнать об обстановке в городе и результатах поиска заговорщиков, о которых извещалось в письме из Таганрога. Потом должны поступать донесения, как принимают присягу в полках. Потом… Потом он снова вспомнил о Михаиле Павловиче и, чтобы выплеснуть всю горечь тревоги, заглушить боль в сердце, сел за письмо к нему:

«С. Петербург, 14 декабря 1825 года. В ¹/₄ 8 утра.

Я тебя ждал, любезный Михайло, с нетерпением ждал, но видно Богу угодно было отнять у меня и сие последнее утешение. — Я Государь!!! Брат должен быть доволен, но ради Бога, где ты, что с тобой делается? Я начинаю бояться, что тебя… задержали в Ямбурге.

Вчера ночью ждал я тебя от 8 часов до ³/₄ 12-го. Тут решился я идти в Совет и выполнить волю брата, все было в порядке, сегодня же в 7 часов были у меня все генералы наши и им прочел я письмо брата — они поехали исполнять долг свой. Вчера один офицер, но не наш, а адъютант, Бог ему простит, я в душе прощаю, пришел в казармы 1-го лейб-гвардейского батальона Преображенского и вздумал говорить солдатам, что они напрасно присягать идут; солдаты на него кинулись и привели к дежурному офицеру. Он и сидит под арестом, я его увижу и так как теперь прощаю, так и тогда прощу, пусть ему совесть будет наказанием.

Все мы здоровы, равно жена твоя, которая у нас пробыла до 1 часа. Бог с тобой.

Твой навеки верный брат и друг. Н». ³⁰

* * *

Пройдя в кабинет государя, граф Милорадович остановился у окна. Своей нахохлившейся фигурой он сегодня не походил на бравого генерала, скорее напоминал воробушка. Михаил Андреевич то настороженно посматривал на императора, занятого перепиской, то бросал рассеянные взгляды на площадь, а то просто осматривал потолок.

— Как обстоят дела с поиском заговорщиков? — оторвавшись от бумаг, быстро спросил Николай Павлович.

— Свистунов, Захар Чернышев и Никита Муравьев в отпуску. Иных разыскать не могли. Полиция вся на ногах. Жду сообщений, — потрескавшим голосом отрапортовал военный генерал-губернатор.

— В списке значатся Рылеев и Михаил Бестужев, — император с каким-то особым вниманием посмотрел на графа.

Встретив его внимательный взгляд, Милорадович скривил лицо, глянул на свой мундир, пальцами руки пробежал по пуговицам и тем же уверенным голосом ответил:

— По месту жительства не обнаружены.

— Дворец полон слухов о волнениях в городе, а вам ничего не известно, — нарочно припугнул его Николай Павлович.

— Немедля проверю, — невозмутимо отрапортовал граф.

В небе, заполненном плотными облаками, образовался просвет. Солнечные лучи, блеснув в стеклах окон, пробежались по мебели. Милорадович переступил с ноги на ногу и оказался в полоске света. Его густые крашеные волосы вспыхнули огнем, заискрились.

«У графа голова в огне. Не к добру это. К погибели», — хмурясь, подумал император.

Милорадович, заметив недовольство на лице государя, гордо вздернул вверх голову:

— Сегодня же к полудню отрапортую полною справкой о злоумышленниках.